Геннадий Евтушенко - Запас прочности

С Сашкой Лиза училась в одном классе. С самых первоклашек. Да и в детский сад вместе ходили. Жили они по соседству. Ну буквально на одной улице в соседних домах. Не в больших домах, как в центре города, а «на двадцатидомиках». Так их улицу в народе называли. Вообще-то официально улица имела другое, вполне красивое название – Добролюбова. Улица Добролюбова. Но еще в давние, дореволюционные времена, когда бельгийцы металлургический завод строили, вот здесь, на этом месте, они и выстроили двадцать домиков для рабочих. Руководил стройкой инженер Енакиев. Так потом и город назвали – Енакиево. А улицу народ окрестил двадцатидомиками, и никаких добролюбовых не признавал. Называй улицу, как хочешь – хоть Добролюбова, хоть Огарёва или Некрасова, а в народе одно знают: двадцатидомики – и весь сказ! Народ здесь дружный был, рабочий.

Вместе работали, вместе отдыхали. Все обо всех все знали – все на виду. И дети сызмальства друг дружку знали, вместе росли, учились, нередко и взрослую свою жизнь связывали. Вот так и Сашка Степанко с малых лет хвостиком за Лизой бегал. А Лизе он никогда не нравился. Скользкий какой-то был. И всегда в сторонке. Сам, бывало, нашкодит – и в кусты! А другие за него отдуваются. Да и постучать любил, наябедничать. Самый великий грех у пацанов! Ребята его сторонились: с сексотом дружить – позора не оберешься. Но Сашка из любой ситуации вывернуться умел: Я не я, и хата не моя! Бывало, и не раз, когда Лиза точно знала, что он ребят подставил, но поди докажи! А Сашка скалится своими зубами белоснежными (тоже гордость), клянется: «Да не я это, Лиза. Клянусь, не я!». Стрельнет в него Лиза ненавидящим взглядом, а с Сашки как с гуся вода. Много лет добивался он ее благосклонности. Не замечал ни насмешек, ни презрительных взглядов, все ему было нипочем. Действовал по принципу: вода камень точит. А тут, когда Лиза уже в девятом, выпускном, классе училась, Димка появился. Откуда он взялся? Вроде свой, енакиевский, только с другого конца города. Сашка аж взбеленился: «Ну и искал бы себе пару там, в своих краях. Так нет – в двадцатидомиках подавай. И Лизка, дура безмозглая, сразу клюнула, влюбилась в эту рожу цыганскую». Как же он ненавидел невесть откуда появившегося соперника! Убил бы! Не раз поджидал он Димку на родной улице, стращал: «Лучше не ходи тут, не бегай за Лизкой – хуже будет!» А как хуже – не знал. Димка-то крепкий парень был, сразу видно. А Сашке позвать на подмогу некого: никто его не поддержит, все за тихоню Лизу. Да еще и на смех поднимут: за свою девушку постоять не может! Скрипел Сашка зубами, а сделать ничего не мог.

Так что не без оснований думала Лиза, что и на выпускном вечере струсит он, не полезет в драку. Вот Димка, это да… Этот бы полез. Не только в драку, в огонь и в воду за нее полез бы! Она задумалась, вспомнила, как познакомилась с Димой.

Было это прошлой осенью, в конце сентября, даже число запомнила – двадцать шестое. Сидела она на лавочке возле дома. День к вечеру катился. Папа с работы пришел, мама его ужином кормила. Танька, старшая сестра, на свидание убежала – любовь у нее большая была с военным командиром. Счастливая-счастливая! В институте в Сталино* училась, а в субботу домой как на крыльях летала, как же – парень ее тут в отпуске. Так и он, говорят, к Таньке каждый день мотался. Тут уж ничего не попишешь: любовь. Как это так быстро у них получилось? Только встретились – и сразу любовь. Да такая – не разлей вода! С его стороны оно понятно: Танюшка красавица: высокая, стройная. Лицом – хоть в кино снимай! Артистка! А Николай этот ее тоже высокий, статный, форма, конечно, виду придает. А так – вроде обычный парень, не красавец. Но командир. Раз умница Танька так до смерти влюбилась, значит, есть за что. Лиза даже немного завидовала сестре. По-хорошему, конечно. «Танюшка – красавица. Я против нее просто замухрышка, – думала Лиза. – Да еще этот придурок Степанко проходу не дает! А все думают, что я его девушка. И подружиться со мной по-настоящему никто не пытается. Вон Саша Беленко: и относится хорошо, и помочь всегда готов, и поддержать в трудную минуту. Только это все не то. Это дружба. А любовь у него с Ленкой Новосёловой. Говорят, они даже целовались. А мне что? С этим уродом соседским целоваться? – Ее даже передернуло при этой мысли. – Ну уж нет. Я своего рыцаря еще подожду. Далеко мне, конечно, до Таньки, но и мое счастье придет, подожду». Она прикрыла глаза, откинулась на спинку лавочки и принялась думать о своем счастье, о своей будущей любви. Лиза расслабилась, размечталась. Тихая сладкая нега незаметно подкралась, овладела ею. Так хорошо, приятно стало на душе! Как будто она плыла в невесомости, купалась в этой благостной неге, и весь ее настоящий мир со школой, неустроенными буднями, с Сашкой Степанко отдалился, ушел из сознания, и она ощутила себя счастливой-пресчастливой. Ей захотелось петь от счастья. Петь и смеяться тем счастливым смехом, каким смеялась Танюшка, когда ворковала со своим любимым, а она, Лиза, услышала и позавидовала сестре. А сейчас ей самой стало так хорошо, что она подумала: «Всю жизнь бы прожить в этом счастье. Ничего другого не надо». А больше она подумать ни о чем не успела – кто-то грубо тряс ее за руку. Лиза повела плечами и открыла глаза. Мотя! Это младший брат так безжалостно заставил ее покинуть сладкие грезы и вернуться в эти самые неустроенные будни. Матвей дернул ее за руку, недовольно произнес:

* Так в то время назывался город Донецк.

– Лизка, ну проснись же! Че ты в самом деле!

Она тряхнула головой, окончательно просыпаясь и с трудом выбираясь из счастливого забытья. Мотя виделся ей как будто в тумане. Да не один – рядом с ним стоял еще кто-то. Она кулачком протерла глаза, поморгала, окончательно прогоняя сон, и тут увидела: этот кто-то был симпатичный черноволосый парень. Он крепко держал Мотю за руку. Лиза встала.

– Вы кто? – спросила она, внимательно разглядывая молодого человека. И тут же машинально отметила про себя: «Ничего парень, привлекательный».

А парень уже улыбался, словно забыв, как и зачем он тут оказался. Протянул руку, не отпуская Матвея, представился:

– Дима. А тебя как зовут?

Лиза насупилась, спрятала руки за спину. С деланой строгостью спросила:

– В чем дело? Что это вы брата моего привели как арестанта? Отпустите, никуда он не денется. – Она повысила голос: – Ну, что я сказала! Отпустите!

Парень покачал головой но ослабил хватку, Матвей тут же выдернул руку и метнулся во двор. Незнакомец спрятал улыбку:

– Ну и ну. Строгая какая. Не денется? И где мне теперь искать твоего братца?

– Нигде. Он домой убежал. И искать его не надо. Мы здесь живем.

– А, вот оно что. – Он кивнул ей. – Садись. – И сам опустился на лавку, тронул Лизу за руку. – Не бойся, поговорить надо.