Алина Грэй - Полёт опаленных крыльев

– Даулет?

– Ау?

– Ты ж говорил, что Венера Нигматулина из всех актрис в фильме самая красивая?

– Ну да.

– Так она ж там накрашенная!

– Ой баай, ты поэтому что ли ходишь молчишь? – он хохотал и над ней и над своими страхами.

– Тебе смешно, а я потолстела на два размера аж, завтра к Галие понесу материал, платье сошью побольше.

– Я люблю аппетитных, иди сюда.

Он был так счастлив, что иногда казалось что так не может быть всегда. Что все слишком хорошо чтобы быть правдой жизни, а не красивым фильмом. И, к своему горькому сожалению, не ошибся…

Полюбил ли он Раушан за эти годы? Боялся задавать этот вопрос даже самому себе. После смерти жены привык к тупой ноющей боли в груди. Особенно горько было видеть издалека кого-то похожего на нее или слышать песню, под которую они танцевали. Брат как-то сказал ему: «Время лечит». А он не хотел забывать. Не хотел, чтобы наступал тот день, когда он не будет ее вспоминать. Это значит предать ее и все, что было у них. Любил включать любимую кассету и мелодия воскрешала ее образ – руки, раскатывающие тесто, прядь волос, выбившуюся из-под платка.

Но человек – существо живучее. Устает страдать. Хочет тепла. Захаживая к матери Раушан за молоком, он невольно радовался приглашению попить чай. Хотя и стеснялся показаться навязчивым. Шустрая общительная девушка помогала ему преодолевать неловкость в разговоре. Однажды возвращаясь от них с бидоном, он шел без настроения. В тот вечер Раушан не было дома. Он решил, что она снова уехала в город. Спросить постеснялся. Набрал городской номер. Может, все же не уехала. «Алло», – услышал он ее звонкий голос и скорей бросил трубку, как будто она могла узнать кто на том конце провода. На следующий день он и сделал ей то неуклюжее предложение, которое она, к его удивлению, приняла. Самым сложным было теперь сказать сыну. Столько всего передумал, но так и не нашел ни слов, ни момента. Когда сонный Серик выглянул на шум в дверях, Даулет, затаскивая баулы, не глядя в глаза, бросил: «Тетя Раушан будет с нами жить».

Раушан хотелось, чтобы и ее бывший, и все подруги поскорее узнали, что она вышла замуж. И не за абы кого, а за обеспеченного, уважаемого в районе человека. Огорчало то, что Даулет отказался не то чтобы от свадьбы, но даже от небольшой вечеринки. Хотя расписались они официально. И сватовство как положено провели. Родные приехали, поддержали беседу за столом. На подарки Даулет не поскупился. А уже позже, на день рождения Раушан, разрешил собрать гостей. Ей подарил кольцо с настоящим бриллиантом. Она с радостью всем показывала коробочку с биркой и пробой. Он был благодарен ей за уют, за то что не обижает сына, смотрящего на них злыми глазами.

Раушан было жалко ребенка, потерявшего мать. Была уверена, что в ее сердце возникнут теплые чувства. Но одно дело – пригреть ласкового одинокого малыша, и совсем другое – позвать ужинать упрямого подростка смотрящего исподлобья и захлопнувшего дверь с такой силой, что у нее отслоился и почернел ноготь. Всхлипывая, рассказала мужу. Она не хотела чтобы он его бил или серьезно наказывал. Но надеялась, что хотя бы заставит извиниться. Но муж промолчал. Долго курил на улице и не поужинав лег спать.

На следующий день она отпросилась к маме в гости с ночевой. Дома, разревевшись, и рассказала, что за эти два месяца супружества они ни разу не ночевали вместе, что сын ее ненавидит и даже не отвечает на ее вопросы, огрызается.

– Даулет тебе нравится?

– Ну да, он хороший человек, деньги дает, не спрашивает, куда трачу. Поест – всегда «спасибо» скажет. Только сына вообще не воспитывает. Что хочет, то и творит.

– А как муж нравится?

– Ну… я ж не знаю пока.

– А хотела бы узнать?

– Вообще-то, да… – покраснела Раушан. – У него глаза и брови… красивые… И ерунду не болтает… Не хвалится, хоть и начальник. Но Серик все портит между нами… Говорю, надень кофту – назло не наденет. Прошу, сходи в магазин – не идет. Зову кушать – не идет. Потом среди ночи потихоньку ест, еще и в холодильник назад не ставит, портит продукты.

– Дочка, послушай. Вообще не трогай, ничего не говори. Он думает, ты хочешь маму заменить, занять ее место. Предателем быть не хочет. Даулет пусть сам воспитывает, ты не лезь. Хоть голый пусть ходит. Постирала, погладила, сварила, а дальше сам знает. В его возрасте мы уже сено косили. И о помощи не просили.

– Мама, вот, палец смотри, как опух, а он слова не сказал ему.

Мама вытащила из холодильника мазь с иероглифами.

– На вот, это Куляш-тате брат привозил, за сметану задолжала, отдала мне, боль отлично снимает и отек, в тот раз помнишь, я с мешком упала на грядке, так за три дня прошло. И еще – не жалуйся Даулету.

– Мама, зачем тогда я пошла за него, чтобы это все терпеть?

– Он тебя бьет? Пьет? Кушать не дает? Не работает? Два месяца прошло и ты уже жалеешь. Вышла бы не за вдовца с ребенком, все равно другие проблемы бы были. Совсем плохо будет – уйдешь. Дом у тебя есть.

Cерик не выносил мачеху. Но любил отца. От того, что он не наказал его за травму Раушан, было еще хуже. Она впервые ушла к своей маме с ночевой. Обычно ходила в гости в родительский дом, но к вечеру возвращалась. Отец с сыном за столом почти не разговаривали. Подогрели сорпу с мясом. А чай не пился. Отец молча вышел и долго курил во дворе.

Утром, несмотря на выходной, они проснулись рано. Серик слышал, как отец гремит внизу посудой. Во дворе звонко лаял подаренный мачехой подросший щенок в ожидании завтрака. «Могла бы и пораньше прийти», – бурчал Серик, накладывая еду своему любимцу. Наспех выпив молока с баурсаками, он убежал к Карине. Вернулся к вечеру, чтобы умывшись незаметно подняться к себе, не сталкиваясь с Раушан. Но свет горел только в спальне. В холодильнике стояла та же сорпа, что ели вчера вечером. Он постучался в комнату. Болью детства и маминых волос пронзила музыка, которую слушал отец перебирая их старые семейные фотографии, с которых улыбалась мама… «Папа, ты не спишь». Ему стало неловко от вида отца – слабого и выпившего… «Я к себе пошел», – виновато отвел глаза Серик и вышел.

Почему не пришла сегодня – беспокоила неприятная мысль. Одного дня что ли мало повидаться. Папке кушать даже не сварила. Хорошо, я у Карины поел. Может, и не придет больше. Тогда за вещами ж должна хоть прийти… Сходить мне завтра самому туда извиниться перед ней что ли – ворочался в постели подросток. Да пошла она… Сами проживем…

Проснулся он поздно. На часах показывало одиннадцать утра. В это время по выходным отец пил уже второй чай. В доме было тихо. Видимо отец вышел кормить животных или на летней кухне. А может за ней, как за королевой, поехал, поморщился Серик, но удивленно обнаружил отца в спальне. Спящим, окутанным стойким перегаром. Хлопнула входная дверь. Серик выскочил и увидел запыхавшуюся Раушан с сумками, полными помидор.