Елена Хисматулина - Сказки позднего декабря

Вдруг попугай соскользнул с макушки. Сенька зажмурился – сейчас разобьется! Но тот в самый последний миг взмахнул синими крыльями, взлетел на верхушку елки и, как ни в чем не бывало, принялся чистить перышки, смешно поднимая и расправляя красно-оранжевый хохол на голове. У Сеньки чуть не выпали глаза от удивления. Но происходящее дальше предстало еще более необъяснимым. Елочные шары дружной вереницей принялись кататься с веток, как с горок. Доезжая вниз, легко спрыгивали, приземлялись на длинные худые ножки, смешно топтались на месте, помогая друг другу, заново взбирались к верхушке и снова неслись гурьбой на круглых, скользких попах.

Цветные огоньки гирлянды то вспыхивали, то гасли, то мчались дружно вскачь, а то бежали в разные стороны, перемигиваясь из-под ветвей. Сенька пригляделся и был поражен – у каждого огонька были маленькие хитренькие и живые глазки. Хихикая и передразнивая собратьев, они надували щечки и выпускали радужные пузырьки. Пузырьки летели к потолку, а когда, задев иголочки, лопались, по комнате разливались сотни смешинок. Зверушки на елке, куколки и солдатики – каждый старался поймать хоть одну. Сенька тоже высунул язык и нахватался смешинок, которые во рту устроили настоящий салют – взрывались и наполняли голову какой-то несусветной, но ужасно веселой чушью.

Со смешинками комната быстро наполнилась радостью, весельем и ощущением легкости. Сенька внезапно понял, что на его глазах родилось настоящее новогоднее Настроение. И как только понял, увидел его сидящим на шкафу. Сенька, немного стесняясь, поздоровался. Настроение расплылось в улыбке, достало из кармана леденец и бросило его прямо Сеньке в руки. Тот открыл рот от удивления, а леденец юркнул за щеку и заурчал, словно кот. Странно, но очень приятно было чувствовать во рту этот ласковый и сладкий смородиновый вкус.

Пока на елке творилось неизвестно что и это не поддавалось никакому порядку, Тетушка Груша продолжала рассказывать свои истории и так увлеклась повествованием, что сама себе начала задавать вопросы. На заданные вопросы она получала от самой себя увлекательнейшие ответы, и беседа так заинтересовала ее, что Тетушка Груша едва не потеряла равновесие, когда мимо нее с визгом и хохотом промчалась ватага елочных шаров. Тут Груша прищурила глаза, пригляделась и поняла, что праздник в самом разгаре, а она заболталась, как всегда, и многое, по-видимому, пропустила. Извиняясь и придерживаясь за ветки, она осторожно спустилась, толстенькой ножкой робко нащупала пол и аккуратно слезла, одернув широкую юбку. Она была хорошо воспитана и вовсе не склонна к шалостям, но общее ночное веселье заставило и ее сделать нечто замечательное.

Тетушка Груша углядела под Сенькиной кроватью лохматые собачьи тапки, всунула в тапки одну ножку, другую, и шажок за шажком двинулась вокруг елки, страшно довольная своей придумкой. Но если чудеса случаются, то чудят даже тапки. Сенька аж подпрыгнул, когда они вдруг залаяли. А Тетушка Груша завизжала, подхватила подол и с необычайной живостью кинулась от тапок прочь.

Тапки, не ожидая от почтенной дамы такой прыти, опешили, но, секунду спустя, кинулись следом. Груша неслась вокруг елки и верещала что есть мочи. Тапки с лаем и взвизгами мчались за ней.

Сенька валялся от хохота и не мог ничего с собой поделать. Пробегая очередной раз мимо кровати, Тетушка Груша уцепилась за край одеяла, взобралась с завидной проворностью, ущипнула рыдающего от смеха Сеньку, уселась и долго обмахивалась ручками, пытаясь остыть после безумной гонки.

Сенька забыл про сон, про болезнь, про все на свете. Он не мог даже представить, что ночью в его комнате могут твориться такие чудеса! Он взглянул на болтающее ногами удивительно прекрасное Настроение и помахал ему, как близкому приятелю. Настроение подмигнуло в ответ и, словно банное полотенце, подтянуло к себе и навертело чалмой на голову лунный свет. А потом также легко распустило и откинуло его в сторону окна.

Лунный свет озарил ночь, и за стеклом в бархатно синем сафьяне ночи все увидели пышные крупные снежинки, плавно парящие с неба. Они летели как мягкие распушенные перышки, будто стая белых гусей взмахнула широкими крыльями и сбросила на землю нежный невесомый пух. Они летели, как подхваченные ветром сотни белых одуванчиков, созревших на небесной поляне и щедро подаренных земле. Их было такое множество, что, казалось, Млечный путь проложил свое новое направление, и теперь Сенькина комната, Сенькин дом с двором и весь город оказались внутри звездной гущи, в центре этого медленного, плавного, завораживающего, волшебного кружения. Сенька, добрый друг Настроение, Тетушка Груша, Попугай, шары, игрушки и даже собачьи тапки – все зачарованно смотрели на новогодний снегопад и не могли оторвать глаз.

А внизу, на детской площадке, расстегнув дорогую меховую шубу, весь от шапки до подола покрытый снегом, важный и немного вальяжный Декабрь выгуливал свору белых борзых. Прекрасные породистые псы бегали по двору, барахтались в снегу, тыкались длинными умными мордами в шубу хозяина. А тот гладил их головы, спины, легонько похлопывал по бокам, и обласканные Декабрем снежные псы, опережая друг друга, мчались по площадке, крепкими лапами вздымая вверх едва осевший снег.

У Сеньки от этой красоты чуть не остановилось дыхание. Ему так захотелось разбудить маму с папой, показать играющих во дворе собак, чарующий мягкий снегопад, струящийся лунный свет. Сенька чувствовал, что эта необыкновенная ночь заставила его детское сердце вырасти, душу раскрыться, и потому он уже не мог позволить себе стать единственным свидетелем рождения чуда.

Сенька с трудом оторвался от окна, медленно, почему-то невозможно тяжело передвигая ноги, направился в спальню к родителям и… открыл глаза.

Рядом на кровати сидела мама и гладила его по голове. Сквозь окно сиял новый, яркий, довольный от свежевыпавшего снега день. От его белизны хотелось петь во все горло. Сенька перевел взгляд на елку. Она распустилась, распушилась, и узнать в этой красавице вчерашнюю тощую и неказистую было просто невозможно. Игрушки висели на своих местах, умытые и нарядные. А на шкафу (Сенька с надеждой глянул) было пусто. Но почему-то он знал, что хорошее Настроение никуда не ушло.