Евгения Галкина - Будни Снежной бабы

Как вот, например, Любавина мастэктомия. Холодное, неприятное слово. Как только его услышал Степа Комков, его передернуло.

– Это как? Это что останется?

– Шрам, – сказала Любава, – я видела фотографии. Ничего страшного, просто продольный шрам.

И поцеловала мужа, успокаивая.

Тогда она еще была беззаботной птичкой и мужней женой, а Степа еще мотался с ней по врачам и вроде бы даже переживал.

А теперь что? Любава, посеревшая от боли, сидит в холодной древней избе, скорчившись, как подранок… а Комков благоденствует в объятиях Светки Калмыковой! Пусть хоть хомяков отдаст, сволочь!

С этими мыслями Роза протопала мимо консьержа на первом этаже высотного дома-свечки. Консьерж ее знал – подруга маленькой дамочки из тридцать шестой квартиры. Он с ней поздоровался, она лишь кивнула и вызвала лифт.

В серебристой коробке лифта висело зеркало. Роза посмотрела на себя и осталась довольна: выглядела она достаточно грозно.

Утопив кнопку звонка, она с минуту стояла на лестничной площадке, а потом дверь ей открыл Степан Комков собственной персоной – высокий, в домашнем клетчатом халате, сшитом на манер английского сюртука. Распахнутый на груди, халат открывал мужественные линии обкатанного в спортзале торса.

– Я не вовремя? – осведомилась Роза, отодвигая Степана с прохода.

Из квартиры, утонувшей в приглушенном золотистом свете, несся запах сандала.

– Кто там, Степа? – донесся из глубин переливчатый голосок.

Роза прошла по коридору, заглянула в комнату. Там, на специальном коврике, изогнувшись в сложной позе, медитировала Лана.

– А, овца тонконогая, – мрачно приветствовала ее Роза, – как дела в космических пространствах?

– Ах, это ты, Роза, – не открывая глаз, улыбнулась Лана, – как твои алкаши на заводе поживают?

– Ничего. Недавно премию получили. Полный цех таких, как ты, притащили, оптом и со скидкой.

– Девушки! – строго сказал Степан.

Роза повернулась к нему.

– Я за вещами, – сказала она.

– Какими вещами? – тут же вспорхнула с коврика Лана. – Простите, но тот жемчужный набор и брошки с кольцами – это Степины подарки, а не общая собственность, он имеет право их удержать…

– За хомяками, игрушками и постельным бельем, – сказала Роза, обращаясь к Степану. – Игрушки в пакет собери, горшочки, что она сама лепила, тоже. Белье с Ван Гогом – в другой пакет. Пихай, пихай, я постираю. Хомяков – сыпь прямо в сумку. И такси мне вызови, Комков, поскорее. Не могу тут долго стоять, воняет.

– Это морские свинки, – сообщил Степа, исчезая на время и снова являясь перед Розой с двумя упитанными зверьками под мышками. – Туся и Тася. Клетку-то заберешь?

– Клетку ты сам вниз снесешь, когда такси приедет, – ответила Роза. – Давай, Комков, сними гримасу боли со своего лица, не перетрудишься.

И, забрав у него свинок, уселась на кресло ждать такси и клетки, вытянув уставшие ноги. Степан опять пропал – гремел на кухне, собирая горшки.

Лана и Роза остались в комнате одни.

– Как она? – через продолжительное молчание тихо спросила Лана, снова усаживаясь в позу для медитации спиной к Розе.

– Кто?

– Люба.

– Позвони и спроси.

– Роза, ты же понимаешь, что я не могу вмешиваться…

– Ой, иди ты в жопу, – поморщилась Роза, – королева атлантов, тоже мне…

Лана обиженно замолчала. Вокруг нее курились ароматические палочки и горели свечи в круглых золотых и красных подсвечниках и вазах.

– Вызвал? – спросила Роза, тяжело поднимаясь и протискиваясь в коридор с двумя баулами.

И вышла, не попрощавшись. Степан отправился за ней вслед, громыхая дверцами клетки. В квартире стало тихо. Лана сидела неподвижно, красиво выпрямив спину. Ее лицо с закрытыми глазами только на секунду исказилось слабым отблеском боли и вновь приняло тихое безмятежное выражение.

Свете Калмыковой с детства не нравилось ее имя. Так получилось, что в группе в садике она оказалась четвертой Светочкой, в первом классе – третьей, а в девятом, когда объединили вместе два класса, аж пятой. Светы были везде – мамины подружки и коллеги сплошь отзывались на тетю Свету, Светой звали Светину бабушку, а у соседки жила белая крольчиха Светланна – с двумя буквами «н», но все равно обидно!

– Зачем ты меня так назвала? – плакала она, натыкаясь на очередную тезку – в поезде, в новом коллективе, на дне рождения подруги. – Что, имен больше не было?

– Это же в честь бабушки, Светик, – оправдывалась мама. – Да и имя такое красивое, светлое…

Пришлось приучать знакомых и родных к новому имени. Она откликалась только на Лану, а все остальные производные своего имени игнорировала, и так упорно, что к двадцати годам в ее окружении мало кто помнил, как ее зовут на самом деле. Это были родители и парочка одноклассниц, оставшихся в подругах: Галя Весенняя, Любка Пряникова.

Калмыкова Лана – это звучало интригующе. В этом сочетании чувствовалась сила и прямолинейность, дикая и нежная красота.

Лана и сама всегда хотела быть такой: дикой и нежной красоткой. Она часами красилась перед зеркалом, выбирая и разрабатывая виды макияжа на все случаи жизни, она тренировала мимику, представляясь попеременно то красиво-удивленной, то удивленной с капелькой возбуждения, то загадочной, то загадочно-обещающей…

Ей хотелось объять необъятное: поменять дешевые кремы и пудры с рынка за пятьдесят рублей на те божественные эликсиры, нектары и притирания, что красовались в магазинах элитной косметики. Ей хотелось совершенствовать фигурку не дома на старом потрепанном коврике, а в спортзале премиум класса с бассейном и сауной, обертыванием шоколадом и водорослями… Ей хотелось пить изысканные вина и покупать тончайшее белье с ручной вышивкой – белье стоимостью в две отцовы зарплаты…

О, заманчивые перспективы! Как же вас реализовать, думала двадцатилетняя Лана, и ответ находила только в своем отражении. Разве мужчинам не нравятся такие пухлые губки, как у нее? А такие большие… красивые глаза? А грудь, поднимающаяся из пуш-апа, соблазнительно пышная и округлая? А эти ноги? Разве это нельзя назвать стартовым капиталом в ее бизнес-плане?

Поначалу она делилась этими мыслями с мамой. Та качала головой:

– Света…

– Лана!

– Лана, а ты не подумала, что будет с тобой, если этот твой будущий богатый мужик… ну, например, уйдет к другой?

– От меня не уйдет! И еще я все у него отсужу!

– А если он, не дай бог, помрет?

– Мне останется богатое наследство!

– А если у него уже полно таких наследников?

– Найду другого, – зло сказала Лана, которой надоели эти придирки. – И вообще, хватит моих будущих мужиков хоронить. Не успели они в меня влюбиться, как ты их уже закопала…