Татьяна Славина - Сказки

Так Онежка снова оказалась в маленьком домике у самой околицы. С утра до вечера сидела она перед окном с иголкой в руке, расшивая сорочки княгини. С утра до вечера капали слезы из ее глаз на затейливые цветные узоры. А когда белошвейку известили о новом заказе – рубашонках для будущего наследника князя – слезы бедной Онежки стали еще солонее.

И все же на столе стали расти две стопки сшитых рубашонок. Одна, побольше, из тонкого полотна с красивой вышивкой – для будущего ребенка княгини. Другая, поменьше, из небеленой холстинки – для дочки белошвейки. Девочка родилась в конце лета, за три месяца до рождения княжича.

Прошло пять лет. Ни разу за эти годы князь не видел Онежку. Ему сказали, что девушка ушла в тот самый день, когда он возвратился из похода с молодой женой. Сначала князь опечалился, а потом и рад был тому, что не нужно объясняться с любимой.

– Должно быть, все к лучшему, – уговаривал себя князь. – Онежка со временем утешится, замуж выйдет, матерью станет.

Но однажды на лугу он увидел светловолосую девчушку. Та весело гонялась за бабочками, хохотала, рвала одуванчики. Рубашонка девочки, хотя и сшитая из серого небеленого холста, была украшена затейливой цветной вышивкой.

– Кого напоминает мне эта малышка? – задумался князь.

Наивные ярко-синие глаза взглянули на него, и князя словно обожгло.

– Онежка! Это же вылитая Онежка!

Раскинув руки в стороны, князь пошел на девчушку.

– А вот я тебя сейчас поймаю!

Девочка залилась звонким смехом и с готовностью вступила в игру с взрослым дядей.

– Не догонишь! Не поймаешь! – кричала она.

Однако через пару шагов малышка запуталась в высокой траве и упала бы, не окажись в крепких мужских руках.

– Чья же ты, такая озорница? – улыбнулся князь.

– Мамина! – не задумываясь, ответила та.

– А где же твоя мама?

– Там! – махнула девочка рукой в сторону маленького домика у самого края луга.

– Давай-ка я отнесу тебя домой, – сказал князь. – Наверное, мама и папа уже соскучились по своей дочке.

– А у меня нет папы, – пожала плечиками кроха. – Только мама. Она со мной редко играет, потому что работает белошвейкой у самого князя.

Белошвейка! Сердце князя сжалось от догадки. Боясь ошибиться, он спросил:

– Ты знаешь, сколько тебе лет?

– Вот сколько! – ответила девочка и вытянула вперед ладошку с растопыренными пальцами.

Пять лет! Ровно пять лет назад уходил князь в поход, оставив Онежку дожидаться его возвращения. Неужели он держит на руках собственную дочь?

Князь остановился как вкопанный. Он не знал, как поступить. Ворошить прошлое не хотелось, объясняться с Онежкой – тоже. Князь давно привык к своей властной жене, любил своего сынишку. Может быть, опустить девчушку на землю и постараться забыть о ней?

Нет! Мужчина прижал ребенка к груди и зашагал с ним к своему терему.

– Вот! – сказал он жене, поставив перед ней девчушку. – Это моя дочь. Я не виделся с ее матерью пять лет и не увижусь больше никогда, не волнуйся. Но я желаю, чтобы моя дочь жила со мной. Пусть с ней обращаются, как с княжной.

Княгиня была не только властной, но и умной женщиной. Она сразу поняла, что спорить с мужем не стоит.

– Пусть живет, – сказала она спокойно.

Однако про себя решила, что чужой ребенок ей ни к чему.

– Иди сюда, милочка, – притворно улыбнулась княгиня, протягивая девочке пряник.

Но стоило князю повернуться к ней спиной, женщина больно ущипнула малышку за щеку.

– Только попробуй заплакать или пожаловаться кому-нибудь! – прошипела она, зло сверкнув черными глазами.

– Я к маме хочу! – глотая слезы, прошептала кроха.

– Зови меня мамочкой! – расхохоталась княгиня.

Онежка с ног сбилась, разыскивая пропавшую дочку. Она обшарила весь луг, думая, что девочка задремала среди одуванчиков. Она заглянула под каждый кустик в ближней рощице и в дальнем лесу. Она, наконец, обежала все дома, выспрашивая, не видел ли кто-нибудь ее девочку?

Когда несчастная женщина уже совсем потеряла надежду найти дочку, ей повстречалась кухарка из княжеского терема.

– Не видала ли ты мою Лялечку?

– Как же, как же, видела давеча.

– Ох, не томи, говори – где она?

– Князь еще утром принес ее на руках. Сказал, что это – дочка его. Велел обращаться с ней, как с княжной.

– Как он мог! – вспыхнула Онежка. – Забрал ребенка, мне ни слова не сказал.

– Э, милая, остынь! – кухарка схватила за рукав Онежку, которая собралась бежать к терему князя. – Ты на глаза княгине и не думай попадаться – она тебя со свету вмиг сживет. А девочке твоей при отце, глядишь, и лучше будет. Дочка князя – это тебе не дочка белошвейки! Вырастет большая, замуж за хорошего человека выйдет, за знатного, за богатого. Или ты хочешь, чтобы она, как ты, всю жизнь горе мыкала?

Онежка опустила голову. В самом деле, много ли могла дать своей дочурке бедная белошвейка? Она не подумала, что материнская любовь и забота гораздо дороже всех богатств мира.

Совсем не сладкой оказалась для Лялечки жизнь в княжеском тереме. Отец редко находил время, чтобы приласкать девочку. Гораздо чаще он делал ей подарки. То колечко с бирюзой наденет на пальчик, то тряпичную куклу принесет.

Из челяди только кухарка осмеливалась сунуть малышке сладкий пирожок, да по головке погладить. Остальные слуги и домочадцы боялись гнева княгини, приголубить девочку опасались.

Княгиня же при муже изображала заботливую мачеху. Но стоило князю покинуть терем, как она коршуном налетала на бедного ребенка.

– Опять ты путаешься под ногами, негодная! – шипела княгиня.

– Пошла прочь с моих глаз! – кричала она в другой раз, не упуская случая щипнуть падчерицу.

– Не смей приближаться к княжичу! – захлопывала княгиня дверь в детские хоромы. – Место твое – в свинарнике, а не в тереме!

Однажды князь показал жене прелестные сережки из речного жемчуга.

– Как думаешь, дорогая, понравятся эти сережки…

Князь не успел договорить, а княгиня уже выхватила украшения у него из рук и приложила к своим ушам.

– Чудесные сережки, милый! Они мне к лицу.

– Но я хотел подарить их своей дочке.

– Ах, вот как? – помрачнела княгиня. – Теперь ты даришь драгоценности не мне, своей законной супруге, а какой-то приблудной девчонке!