Александр Кердан - Царь горы

– Ты чего дерёшься? – Борисов стал отчаянно вырываться из рук своих мучителей, лягнул одного из них ногой, но снова получил по носу.

В этот момент дверь в класс приоткрылась, и в проём просунулась чья-то голова.

Пацан, стоящий у двери, вытолкнул «голову» обратно и захлопнул дверь. Началось «перетягивание каната» – дверь то открывалась, то закрывалась.

– Атас! Атас! – Пацаны, удерживающие Борисова, заменжевались.

Щуплов оглянулся на дверь и костлявыми пальцами больно сжал Борисову горло.

– Не вздумай пожаловаться, а то я из тебя весь ливер вытряхну… – грозно пообещал он.

Тут дверь распахнулась.

Подручный Щуплова не удержал равновесия и вылетел в коридор, а в класс ворвался, как ветер, светловолосый мальчишка, примерно такого же возраста, как сам Борисов.

– Оставьте его! – звонко крикнул он.

Как ни странно, пацаны подчинились. И даже Щуплов, ещё мгновение назад – всемогущий, как-то сразу скис и спрятал руки за спину.

– Ты что, Щуплов, снова захотел на совет дружины? Как тебе не стыдно! Ты разве забыл, что за тебя вся школа поручилась? Тебе же дали последний шанс стать настоящим советским человеком… Вот снимем с тебя пионерский галстук, и вылетишь из школы в один миг! Тебя даже в ПТУ не возьмут… И вас, Губайдуллин и Парфентьев, это касается! – обвёл мучителей суровым взглядом незнакомый мальчишка. – Вот что я вам скажу, товарищи пионеры! Идите-ка по домам и больше не приближайтесь к нему… – указал он на Борисова. – Никогда! Ясно?

– А мы – ничё! Мы просто пошутили… Нормальный пацан… Борисов, скажи ему, что пошутили… – забормотал Щуплов и вместе с «приближёнными» ретировался.

Мальчишка протянул Борисову носовой платок:

– Возьми – у тебя кровь!

Борисов взял платок, забыв, что в кармане лежал точно такой же.

– Я Коля Царедворцев, из шестого «а», – сказал мальчишка. – А тебя как звать?

– Витька, – зажимая разбитый нос платком, прогундосил Борисов.

– Ты лучше сядь и голову закинь, – посоветовал новый знакомый. – Так быстрее кровь остановится…

Борисов послушно уселся за парту и закинул голову:

– Спасибо тебе, Коля! Если б не ты, мне б сильнее досталось… Я им сдачи дать не мог – руки крепко держали…

– Кулаками не всё решишь! Головой работать надо!

– Головой я не пробовал. А ногой одному всё же двинул! – Борисов вернул платок Царедворцеву. – Извини, замарал… А почему эта шпана тебя послушалась? Я понял, что Щуплов здесь, в школе, за главного…

Царедворцев задорно рассмеялся:

– Скажешь тоже! Главный здесь – я. Председатель совета дружины школы. Ясно? А этот Щуплов и его дружки Парфентьев, Губайдуллин и Синицын давно уже на учёте в детской комнате милиции стоят. Держатся в нашей школе только потому, что мы взяли над ними шефство и обязательство к столетию Ленина их перевоспитать и перевести в твёрдые троечники. Знают, что как только я директору расскажу про их художества, тут же загремят в специнтернат для несовершеннолетних преступников!

Он критическим взглядом окинул Борисова:

– В таком виде, Витька, тебе домой нельзя! Родители тут же побегут в школу разбираться… А оно нам зачем? Мы и так уже всё решили!

Борисов покачал головой:

– Не-е… мои не побегут… Отец всё время на службе, а мама как раз сегодня пошла на завод, на работу устраиваться…

– Всё равно, пойдём ко мне. Рубашку твою постираем… – решительно заявил Царедворцев. – Не бойся, у меня тоже сейчас никого дома нет.

Царедворцев жил на улице Сталеваров в пятиэтажном сталинском доме с башенкой.

При входе в подъезд в каморке сидел старенький, сурового вида, вахтёр, которому Царедворцев кивнул, как равному:

– Дмитрий Сергеевич, здравствуйте! Этот мальчик – со мной… Мы вместе учимся…

– Здравствуйте, Николай Васильевич, – поздоровался с Царедворцевым вахтёр, окидывая Борисова цепким взглядом.

«Сейчас спросит, откуда у меня на рубашке кровь, и вызовет милицию…» – встревожился Борисов, прикрыл рукой пятно и громко сказал вахтёру: «Здрасьте!»

Царедворцев повлёк его за собой по лестнице наверх.

Борисов хотел спросить, для чего в подъезде сидит вахтёр и почему он обращается к Коле по имени и отчеству, но постеснялся: «Ещё подумает, что я никогда вахтёров не видал…»

Просторная с высокими потолками четырёхкомнатная квартира Царедворцевых располагалась на третьем этаже.

Царедворцев открыл дверь.

– Витька, не разувайся! Айда сразу в ванную, – предупредил он и первым двинулся по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой, на ходу поясняя: – Это у нас – зал. Это – комната родителей. Это – столовая, а это – моя. Но ко мне заглянем после, а сейчас займёмся тобой!

Ванная комната располагалась отдельно и была от пола до потолка выложена разноцветной керамической плиткой.

– Раздевайся! – распорядился Царедворцев.

Борисов послушно снял пиджак, галстук и рубаху.

– Вот тебе – мыло, вот – таз. Здесь – горячая вода, здесь – холодная. Кровь нужно сперва застирать холодной… – добавил Царедворцев с видом знатока. – Потом повесишь на сушилку – быстро высохнет. Давай, Витька, действуй! А я пока чайник поставлю…

Пока сохли постиранные рубаха и галстук, они в столовой за большим столом, покрытым накрахмаленной белой скатертью, пили чай с вишнёвым вареньем и рассыпчатым домашним печеньем.

– Вкусное печенье Елизавета Михайловна печёт! – довольно сказал Царедворцев. – Она у нас мастерица на все руки. Раньше в ресторане «Южный Урал» работала поваром, а мама её к нам переманила.

Борисов, уплетая печенье за обе щёки, снова постеснялся спросить, кто такая Елизавета Михайловна и зачем маме Царедворцева надо было её к себе переманивать.

После чаепития прошли в комнату Коли.

Обилие книг в застеклённых шкафах, чёрное матовое пианино у стены, над кроватью картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» – всё показалось Борисову необычным.

Он любил читать, а у Коли на полках теснились собрания сочинений Дюма, Жюль Верна, Конан Дойля, Стивенсона, Майн Рида…

– Ты всё прочитал? – с восхищением глядя на эти сокровища, спросил Борисов. – У нас, в Шадринске, в гарнизонной библиотеке за этими книгами целая очередь выстраивалась!

– Ещё не всё! Но обязательно прочитаю! Сейчас вот «Прерию» Фенимора Купера заканчиваю… Читал?

– Нет, только «Последнего из могикан» и «Зверобоя»…

– Я тебе дам почитать, – пообещал Царедворцев. – А фильмы с Гойко Митичем смотрел: «След сокола» и «Белые волки»?

– Конечно, смотрел! И «Верная рука – друг индейцев». Это мой любимый!

Оказалось, что у них интересы одни и те же – борьба краснокожих воинов со злыми «бледнолицыми собаками».

Они ещё долго говорили про отважных, благородных индейцев Виннету и Чингачгука, про коварных ковбоев и алчных бушхедеров, про то, из чего лучше делать лук и стрелы, как правильно метать томагавк и снимать с врага скальп…