Никита Палаханов - Попутчик

– Если я не буду верить в свою работу настолько хорошо, чтобы не совершать ошибок, то это неверие не принесёт вреда окружающим: ошибку в программном коде заметят ещё на этапе отладок; а во врачебном деле нелегко: если доктор совершит ошибку, то она трагичным образом может отразиться на его подопечных.

– Никто не застрахован от ошибок, молодой человек, и доктора в этом не исключение… слава богу, что нам помогает сама матушка-природа, сделав геном человека на 99 и 9 % одинаковым, будь он африканцем, малазийцем или русским. Мы с вами устроены по единому плану, хотя можем иметь разные взгляды на жизнь, но от этого суть наша не изменится, поэтому и болезни человеческие одинаковы, будь они духовны или телесны. В нашем деле, молодой человек, главное поставить правильный диагноз.

– Но ведь болезней на свете много.

– Да, и они все изучены.

– И по каким же вы специалист?

– По болезням кишок. Я проктолог.

– Вы, наверное, много общаетесь с людьми?

– Не без того, молодой человек, больше, правда, по медицинской части. Вот раньше было: люди дружные, разговорчивые, знакомиться друг с другом было легко. Заходит, например, ко мне пациент, а я его спрашиваю: как поживает его Вера Павловна, как вместе в санаторий ездили и хорошо ли там было, как Люба, внучка, в детском садике прижилась и так далее и так далее; что ни пациент – то знакомый или друг. И приходили они больше даже не по болезни, а для общения. А сейчас же как?

– И как же?

– Приходят все незнакомые – поличил, попоил и помни как звали. Войдёт в кабинет пациент и сразу с официоза: как зовут, сколько лет, что болит и как болит. Время на человеческие и задушевные беседы уже не осталось, потому что за Иван Иванычем записан Иван Андреевич, а за Иваном Андреевичем записан Александр Викторович, и тянется эта цепочка до шести часов вечера; я ведь один на районе проктологом остался. Иногда ощущаю, что это не поликлиника, а конвейерный цех.

– Ну, значит вы ценный для общества человек.

– Быть может, быть может…. Но куда мне эту ценность девать? Я и без ценности бы всех лечил, кто ко мне пожаловал. И что ж ещё разочаровывает: люди стали слабее и беспечнее – приходят они, когда уже что-то запущено или когда их неделю донимает обстипация.

– Это…

– Правильно думаете, молодой человек, но вам портить не хочу обеда. Расспросишь человека, поглядишь ему в лицо, ну а потом берёшься за дело, за его rectum. И, уверяю я вас, что это не самое тёмное и малоприятное место. Об этом у меня есть даже одна история. Хотите её послушать?

– Я люблю истории, доктор, тем более когда впереди тысяча километров.

– Молодой человек, вы не представляете, как обрадовали старика, которого давно никто не слушает. Усаживайтесь поудобнее.

II

– Позволю задать ещё один вопрос: как вы добираетесь до работы?

– Ну, чаще на машине, или на автобусе, если машина на ТО, но такое совсем редко случается.

– И далеко ли вам ехать?

– Около часа.

– Не близко выходит… Я, когда был моложе, до поликлиники ходил пешком, но потом матушка-лень взяла вверх и пересадила меня в маршрутку. Дохожу до остановки, дожидаюсь своего номера, плачу водителю и сажусь на своё любимое заднее правое сидение, а на заднее левое лучше не садиться – опасно для здоровья. Но это я так – отвлёкся, перейду лучше к делу.

Было это осенью, ранним утром. Дождь уже пролился, и о того стало сыро и промозгло, да так, что клубил пар изо рта. Я как всегда в одно и то же время стоял на остановке в ожидании маршрутки, хотелось поскорее сесть в неё, но, как на зло, все они подъезжали переполненными. Пропустив первую, вторую, я сел, наконец, в третью и вынул из кармана заранее приготовленную мелочь, отдав её водителю. Как только я прошёл вовнутрь увидел человека, сидящего на любимом моём месте. Раздосадованный этим, мне ничего не оставалось делать, как занять место напротив.

Я, молодой человек, старых взглядов и не разделяю занятия молодёжи смотреть в телефон или, как они говорят, сидеть в телефоне, поэтому я из любопытства принялся разглядывать его. Он был чуть старше вас, одетый в стильное приталенное чёрное пальто, до начищенных туфель спускались тёмно-серые лощеные брюки, на шее, поверх пальто, был повязан широкий светло-коричневый шарф; лицо у него было красивое и мужественное с нависшими чёрными густыми бровями, скулы широкие и сходились в решительный подбородок, его карие глаза казались сосредоточенными, но в тоже время смотрели куда-то вдаль. Вид его хоть и был образцом европейской моды, но припухлости под нижним веком и расходящиеся от уголков глаз синие воспалённые морщины выдавали в нём большую усталость. Здесь ещё надо отметить, что пока я на него глядел, он ни разу не обернулся на меня, не посмотрел. Такое равнодушное отношение к себе оскорбляет.

Куда он ехал – я не знал, но по его виду, кажется, по важному делу. Так и проехали мы с ним в молчании, пока не пришло моё время выходить.

После этого я встретил его через неделю. Он сидел на том же месте, на нём была всё та же одежда и всё тот же сосредоточенный взгляд. Я начал размышлять, это знаете ли, как ставить диагноз: по внешним признакам нужно определить, чем пациент болен. Среди пассажиров, помимо своей щегольской одеждой, он выделялся тем, что никогда не доставал телефон и не слушал музыку; он всегда был отстранённым, как будто абстрагированным от мира. Мне показалось странным ещё и то, что у него ничего не было с собой, я имею в виду портфеля или маленького дипломата. Обычно человек, который едет на работу, берёт что-нибудь, ну, например, еду в контейнерах, кошелёк, важные документы или на худой конец ключи. А у него ничего не было вовсе: руки свободны, ладони чуть сжаты и были у него на коленях; эта поза хорошо соответствовала его взору. В этот раз мне захотелось с ним заговорить, выведать кто он такой, откуда взялся в наших краях и куда держит путь, но что-то меня остановило. Я ничего не спросил и пришёл в поликлинику снова озадаченный этим странным человеком.

Больше месяца не встречал я его, начало гаснуть и моё любопытство. Я почти забыл его, как вдруг одним утром он оказался на том же месте. Уж тогда я не стал откладывать знакомство до следующей встречи, которой может и не состояться. Недолго думая, я произнес:

– Как ваши дела?

Сразу он не обернулся, а через какое-то время. Когда он это сделал, я ощутил на себе тяжелый взгляд его карих и сосредоточенных глаз.

– Надеюсь, будет лучше, чем вчера, – ответил он недоброжелательно и улыбнулся, но как-то странно: глаза его не улыбались.

– У вас вчера был трудный день? – спросил я его, пытаясь втереться к нему в доверие.

– Вчера я не сделал того, что сделаю сегодня – ответил он мне сухо и серьёзно.