Никита Палаханов - Попутчик

– И по этой причине вчера я не видел вас в маршрутке?

Он ничего не сказал, а лишь отвернулся от меня и стал снова глядеть в окно напротив.

– Порфирий Иванович, – сказал я, и протянул ему руку.

Он молча отозвался всё тем же отрешённым взглядом и медленно протянул ладонь в ответ. Мы поздоровались.

– Я раньше вас не видел. Наверное, переехали? – спросил я, не отпуская его крепкой руки.

– Переехал, чтобы никто не нашёл, – угрюмо ответил он.

Признаться честно, молодой человек, я никогда не имел дело с такими людьми. Пациенты, с которыми мне довелось общаться, были разными: весёлыми и грустными, болтливыми и молчаливыми, но чтобы таинственными… Такое в моей практике происходило впервые.

От его тяжёлого ответа мне стало не по себе, и в тоже время мне всё больше хотелось узнать, кто же он такой.

– Вы от кого-то скрываетесь? – произнёс я.

– От трусости, – ответил он; глаза его оттаяли и вместе с этим приобрели живой и человечный вид; он их опустил.

– По вашей наружности такого и не скажешь.

– Внешность обманчива, – сказал он голосом, отягощённый таким опытом.

– И всё-таки, куда ж вы едите?

– Туда, где дурная история должна закончиться, – ответил он мне, сдерживая нервозность.

Я понимал, что чем больше его спрашиваю, тем больше его начинаю раздражать.

– Но я явно не на работу, – допытывался я. Получилось, конечно, грубо. Не стоит так говорить с незнакомым человеком.

После этих слов его черные густые брови показались ещё более чёрными и густыми, скулы сжались, лицо приобрело раздражённый вид.

– Чего вы от меня хотите? – произнёс он сквозь зубы и посмотрел на меня пронзительно.

– Я вас понимаю, иногда хочется побыть наедине с собой, но от тягостной ноши можно избавиться и простой беседой, – сказал я мягко, как говорю моим пациентам, желая их успокоить и отстранить от плохих мыслей.

– Да неужели? – съязвил он.

– Да, я так считаю. Порой разговор с другим человеком лечит лучше, чем лекарства.

– А я считаю, что ничего больше не нужно, если имеешь при себе вот это, – произнёс он и стал раскручивать свой пышный и широкий бежевый шарф. Когда он его раскрутил полностью и снял с шеи, то оказалось, что шарф этот не простой: он сложен надвое и сшит, образуя камеру по всей длине; на одном конце его была едва заметная молния, задрапированная длинными трикотажными висюльками. Попутчик расстегнул эту молнию и залез длинными пальцами во внутрь шарфа, от туда он достал кончик толстой плетёной бечевы. После этого он метнул ехидный взгляд в мой адрес и ухмыльнулся, наверное, от того, что заметил смятение.

– Ну что? Хотите общаться? – сказал он, ехидно улыбаясь.

Тогда я подумал, что незнакомцу либо действительно очень плохо, или очень хорошо, от того, что развлекается ездой в маршрутках и пугает любопытных врачей.

– С человеком всегда интересно общаться, тем более, когда его совсем не знаешь, – наконец ответил я, понемногу утихомирив сердцебиение.

Незнакомец изменился, вся скабрезность исчезла, и он снова стал таким, каким был в начале нашей встречи: тягостным и отстранённым. Он отвернулся от меня и стал старательно заматывать шарф.

К этому времени я уже понял, что не приеду на работу сегодня. К тому же маршрутка как раз проехала поликлинику, а потом и вовсе многолюдные остановки, пассажиры вышли, и я остался наедине со своим попутчиком.

О чём его спрашивать дальше я не знал: либо прикинуться непонимающим идиотом, посоветовав ему не прятать таким образом верёвку для развески белья, и тем самым окончательно собой разозлив, либо спросить его прямо о том, что подумал о нём и о его предстоящем деле.

Я выбрал второе.

– Зачем вам это? – спросил я. Незнакомец опустил голову и погрузился в тишину, мне же отступать было некуда.– Вы по праву можете считать меня назойливым человеком, но представьте моё положение.

– Какое б оно ни было, всё равно лучше, чем моё, – произнёс он хмуро.

– Как сказать… Я теперь ваш заложник.

– Это от чего вдруг? – спросил он, подняв от удивления решительные брови.

– После того как вы посвятили меня в часть своей тайны, вы сделали из меня заложника.

– В своей настырности сами виновны.

– Что сталось, того не вернуть. И теперь я не могу спокойно жить, если пройду мимо вас и не узнаю вашу историю.

– Человек просит помощи у самоубийцы? – сказал незнакомец и поднял свои тяжелые черные брови.

– Вот такая ситуация, – произнёс я коротко и очень глупо.

– Человек так устроен, что если не его проблема, то он её быстро забывает. Так что не стоит волноваться. Всё пройдёт.

– А если не пройдёт?

– Тогда мне станет легче, – произнёс он с лёгкой улыбкой.

– И от чего же? – спросил я.

– Страдания облегчаются осознанием того, что кроме тебя ещё кто-то страдает. Поэтому вы уже помогли мне.

– Может быть…. но если я не узнаю вашей истории, а ограничусь лишь эффектным показом вашей бечевы, то шанс позабыть вас будет очень высок.

Наверное, поразмыслив, что назойливый тип просто так не отстанет, попутчик расслабил шарф и произнёс что-то очень тихо, так, что я только заметил, как зашевелились его губы. Он с неудовольствием покачал головой и глубоко вздохнул.

III

Что значит для человека друг? Для одних это тот, с которым можно поплакаться, доверить сокровенные тайны, излить душу, не опасаясь быть осмеянным или осужденным, для других – человек с которым не скучно и с которым приятно провести время, для третьих – поиметь что-то с пользой для себя, а для четвёртых – это может быть и одно, и второе, и третье вместе взятое. А что значит друг детства – лучший друг? Наверное, это братья, с той лишь разницей, что не по крови. Таковыми и являлись в моей истории попутчик и его друг Николай.

Кстати, здесь надо отметить, что я так и не узнал его имени. Может быть, потому что забыл, а может быть и не хотел (всё-таки в глубине души хотелось сохранить напущенную им таинственность). Но, чтоб облегчить вам восприятие этой истории, допущу вольность, и, присвоив себе право, коим обладают только родители, назову его Владимиром. Мне сдаётся, это старорусское имя как раз бы в пору подошло ему.

Владимир и Ники (так сокращённо обращался Владимир к другу) всю жизнь прожили вместе и всё делали вместе: гуляли, ходили в школу, в институт и даже добились того, чтобы вместе отслужить в армии в одном взводе. И настало им время определяться в жизни. Ники, который был чуточку шустрее и имел весёлый нрав, с легкостью предложил другу заняться свадебным бизнесом. Владимир согласился, так как его увлечения фотографиями очень подошло бы под эту деятельность. Друзья открыли свадебное агентство. Ники был тамадой, а он – фотографом.