Екатерина Дзигунская - 31 декабря

Редактор Asya Rait

Корректор Н. Д. Вахитова

Дизайнер обложки Катя Внукова

© Екатерина Дзигунская, 2020

© Катя Внукова, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0053-0065-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он не сразу понял, что вытянуло его из сна: входящий звонок или будильник. Пока рука судорожно пыталась нащупать телефон, тот замолчал, но практически сразу заиграл снова. Определенно, это был входящий. Лишь один человек мог звонить так назойливо.

– Только не говори, что я тебя разбудила.

– А который час?

– Без пяти одиннадцать.

Он громко вздохнул.

– Да, ты меня разбудила.

– Ник, ты же понимаешь, что это ненормально?

На этот вопрос он решил ответить молчанием.

– Мне сказали, тебя уволили.

– Твоя разведка плохо работает. Это было неделю назад.

– Неделю?! Ник, мы три раза созванивались! Почему ничего не сказал?

– Чтобы хоть немного пожить без вот этих воплей.

– И что теперь?

– Ничего.

– Мама знает?

– Нет.

– Расскажешь?

– Потом. И ты молчи.

– Надо думать, что делать.

– Тебе не надоело меня опекать?

– Я – твоя сестра. Не надоело.

– Жаль.

– Ты за эту неделю из дома хоть раз вышел?

– А зачем?

– Так, я приеду через час. Посидим в кафешке возле твоего дома.

– Лена, нет! Я не выйду.

– А куда ты денешься? – и она положила трубку.

Никита уронил руку, в которой держал телефон. Что они все от него хотят? Сестра, мама, пацаны – все пытаются его куда-то выдернуть. Почему бы им просто не забыть о его существовании?

Он сел, снова включил телефон, открыл галерею и сразу же увеличил первое фото. С него, призывно улыбаясь и слегка наклонив голову, смотрела брюнетка с пронзительными голубыми глазами. Никита принялся листать фотографии. Вот она танцует на барной стойке, вот они толпой уплетают шашлык. В камеру никто не смотрит, все едят. Вот с мамой в обнимку на кухне, вот с Ленкой показывают языки. Вот он тащит ее на руках через речку, а вот держит на шее на концерте их любимой Металлики. И она везде смеется. На каждом фото. Ее чуть хрипловатый смех всегда будоражил его до мурашек. Никита выключил телефон и, крепко зажмурившись, тряхнул головой. Мужики не плачут.

Свесив ноги с кровати, он задел пустую стеклянную бутылку, и та, упав, покатилась по полу. Никита следил за ней взглядом, пока она не остановилась, ударившись о другую такую же бутылку.

– Да, Настюха, фигня, – вслух сказал он и пошел в ванную.

Пока Никита шел к столику, Лена критично разглядывала брата. Светлые потертые джинсы, черная мятая худи с надписью «Let’s spoon», волосы растрепанные и стоят торчком. Недельная щетина.

– Что за вид? – спросила она, как только Никита подошел. – Ты себя в зеркало видел?

– А я говорил тебе не приезжать, – угрюмо ответил тот, тяжело опускаясь на стул.

Лена посмотрела на него, поджав губы. Русые волосы, карие глаза и сдержанный характер, приправленный ироничным чувством юмора, делали ее брата любимцем всех девушек. Сейчас от этого любимца не осталось и следа.

– Почему в мятой одежде?

– Потому что мне плевать, поняла? Потому что я не хочу выходить из дома и видеть всю эту предновогоднюю хрень.

И Никита с раздражением уставился на искусственную елочку, стоящую на их столике. Лена молча убрала елочку.

– Новый год-то при чем?

– При том, что он будет без нее.

– Ник, я все понимаю, но уже год прошел. Нужно выкарабкиваться.

– Год будет послезавтра.

– Я знаю. Ты пойдешь?

– Никуда я не пойду.

– Это некрасиво. Надо пойти.

– Тебе надо, ты и иди.

Лена громко втянула носом воздух. К такому агрессивному отпору брата она не была готова. Неделя со своими мыслями наедине сделала свое дело, и положение надо было исправлять. Задумчиво разглядывая Никиту, который сидел нахохлившись и смотрел в то место, где недавно стояла елочка, Лена пыталась найти слова, которые смогли бы хоть как-то его успокоить.

Слова не находились, пауза затягивалась, но Никите, казалось, было все равно. Подошедший официант принес еду, которую Лена заказала, пока ждала брата. Когда перед ним появилась тарелка с его любимыми варениками, Никита поднял глаза и посмотрел на сестру с благодарностью и раскаянием.

– Извини за резкость, – сказал он, беря в руки вилку. – Неделя совсем дурацкая получилась.

Лена улыбнулась и ласково посмотрела на брата.

– Помнишь, как я страдала, когда меня Леха бросил? Лежала в постели, рыдала и отказывалась есть, а ты приходил ко мне в комнату и кормил с ложки.

Никита хмыкнул и кивнул.

– Ты тогда сказал мне: «Еда, конечно, не поможет, но пока ты жуешь, ты особо не думаешь. А тебе сейчас очень важно не думать», – Лена замолчала, многозначительно глядя на брата. А тот молча смотрел на нее.

– Поверь мне, я делал все, чтобы не думать, – сказал он наконец.

– Это ведь не означает, что ты снова превращаешься в алкоголика, правда?

– Это означает, что у тебя очень хорошая память. Тебе тогда еще двадцати не было.

Лена открыла было рот, чтобы ответить, но у Никиты зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, а потом испуганно посмотрел на Лену.

– Это мама! Что ты ей сказала?

Лена, в свою очередь, тоже с легким испугом посмотрела на телефон, а потом на брата.

– Ничего я ей не говорила! Спокойно. Дай сюда.

И не дожидаясь, пока Никита протянет ей телефон, она сама схватила его и ответила на вызов.

– Привет, мамуль.

– Леночка? Привет. А я Никите звонила.

– Это его телефон, мы просто в кафе вместе сидим.

– Да? Ну, дай мне его, пожалуйста.

– А-а-а сейчас не могу. Он в туалет вышел. А что-то случилось?

– Нет, хотела узнать, как он там.

– Держится. Выглядит хорошо. В общем и целом нормально, – Лена в упор посмотрела на брата. Тот отвел взгляд.

– Я бы так хотела, чтобы он заехал!

– Мы приедем, мамуль. Дай нам часа три, и мы будем у тебя. Если ты не будешь занята, конечно.

– Не буду! Не буду занята. Приезжайте!

– Все, договорились. До встречи.

Лена положила трубку.

– Ты с ума сошла? – зашипел на нее Никита.

– Она хотела, чтобы ты приехал! Что я должна была сказать?

– Блин! Она же обязательно про работу спросит.

– Спокойно. Прорвемся. Сейчас поедим, поднимемся к тебе, ты приведешь себя в порядок и поедем.

Никита послушно позволил мягким маминым рукам нежно прикоснуться к своему лицу, а потом так же послушно подставил лоб для поцелуя. Нет, ему никогда это не нравилось, но это был ритуал, который надо было обязательно соблюсти. И весь последний год ритуал этот странным образом успокаивал его. Это было нечто незыблемое и неизменное. Хоть что-то в этом мире оставалось таким.