Хана Вишнёвая - О креветках, общем впечатлении и наглости. Не сиди ночью за компьютером, хотя тебе это всё равно не поможет

Сигарета зажглась.

– Ты дурак или да, – недовольно сказала я, отворачиваясь, потому что буквально не знала, куда мне себя деть. Это было настолько внезапно и настолько… почти интимно, что мне захотелось провалиться под землю от смущения.

– Или да, – подтвердил он, громко выдыхая.

Докуривали мы в абсолютной тишине.

– Молока нет, – глубокомысленно сказала я, пытаясь заглянуть Диме через плечо. Он уже пятнадцать минут выбирал глазированные сырки, но почему-то так ничего и не выбрал.

Ей-богу, как мама и куртка, такой же анекдот. И чего они все такие медленные?

– Ты молока хочешь? – уточнил Дима, потянув руку к одному сырку и тут же её убрав.

– Нет, – отрапортовала я слишком быстро для правды. – Его просто нет.

– Значит, надо взять, – он то ли не заметил, то ли просто сделал вид.

– Господи, что ты мучаешь эти сырки, возьми со сгущёнкой, – не выдержала я, хватая два первых попавшихся сырка и закидывая их в корзинку.

– Я не люблю со сгущёнкой, – сказал Дима, выпрямляясь.

– Я люблю! – выдала я громче, чем рассчитывала.

– Вот и отлично, – он усмехнулся. – Пойдём за молоком.

У меня осталось стойкое чувство, что где-то меня обманули, но развивать мысль дальше я не стала, а вместо этого догнала Диму у овощно-фруктовых прилавков.

– О, мандаринки, – обрадовалась я раньше, чем успела подумать.

– Ты хочешь мандарины? – шепнул мне прямо на ухо Дима, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. Вроде ничего такого в этом жесте не было, но можно, блин, так больше не делать?

– Нет! – я сунула руки в карманы и выдавила из себя самый мрачный взгляд, на который только была способна. – Я вообще с тобой пошла только чтоб пылью твоей не дышать. Кто ж знал, что ты такой ценитель продуктов? Щаз ещё и у овощного прилавка на миллион лет застрянем.

– Во-первых, у меня чисто, – оскорбился Дима показательно. – Во-вторых, я просто тщательно выбираю. Так ты хочешь мандарины?

– Нет, – буркнула я, отворачиваясь от него так, чтобы он всё равно остался в моём поле зрения. – Что ты делаешь?

– Выбираю самые нормальные, – пожал он плечами.

– Но я же не хочу мандарины, – удивлённо протянула я.

– Я их хочу. Всё? – Дима кинул пакетик в корзину. – Идём.

Я открыла рот. Закрыла рот. Не придумала, что ему ответить, а потому просто послушно зашагала следом.

Женщина на кассе уставилась на него таким взглядом, что мне стало неловко. Почему смотрит она, а неловко мне, я не понимаю.

– Пакетик? – спросила она почти ласково, и мне захотелось хотя бы отойти. И я бы отошла, если бы Дима не загородил мне проход.

– Два, – немного подумав, сказал он.

– Карта наша есть? – я не знаю, что обычно люди вкладывают в понятие «строить глазки», но, по-моему, это вот именно оно. Женщина так усердно хлопала накрашенными ресницами, что если бы не эта штука с сигаретами над её головой, она, наверное, могла бы взлететь.

– Нет, и спасибо, оформлять не буду, – предупредительно сказал Дима. Потом обернулся, посмотрел на меня, как-то совсем неприлично ухмыльнулся, снял что-то с полки рядом с жвачками и кинул на к пакету с мандаринками. – Ань, проходи вперёд, продукты в пакеты разложи.

– А раньше нельзя было так? – ворчливо сказала я, протискиваясь между Димой и перегородкой между кассами.

Кассирша вперила в меня недружелюбный взгляд. Пакет молока улетел от моих рук подозрительно далеко. Это меня, конечно, не остановило, но зачем было так стараться, я тоже не поняла.

С Димой она даже не попрощалась. Зато он стал выглядеть на порядок веселее, чем раньше.

– Ты чего? – подозрительно уточнила у него я, когда мы вышли из этих проклятущих крутящихся дверей.

– В смысле? – он забрал у меня пакеты.

– Почему ты такой довольный и что ты сделал кассирше, пока я отворачивалась? Она сначала чуть из юбки не выпрыгнула, чтобы тебя впечатлить, а потом даже «до свидания» не сказала.

– Купил кое-что, – Дима довольно хлопнул себя по нагрудному карману. – Оно того стоило, у неё выражение лица изменилось просто мгновенно!

– А что купил-то? – я сунула руки в карманы, потому что на улице было довольно прохладно. Не сентябрь уже.

– Презервативы, – доверительно сообщил мне Дима, с удовольствием наблюдая, как я становлюсь пунцовой.

– Это тоже того стоило, – успел сказать он до того, как я, не успев подумать, что я вообще делаю, бросилась на него, чтобы сбить с ног.

Мы упали в сугроб – я сверху, он – сжав меня в охапку, пакет – рядом.

– Хорошо, что там яиц не было, – фыркнул Дима, тыкаясь носом мне в макушку.

– У тебя их такими темпами тоже не будет, – сварливо пробормотала я.

Молоко мы запихнули в холодильник, а я с мандаринами под шумок забилась в угол дивана, на всякий случай отгородившись подушками. Дима искал пульт минут пятнадцать, пока не оказалось, что я на нём сижу. Вместо того, чтобы извиниться, я зачем-то кинула в него подушкой.

– Ты такая забавная, – выдавил он, взлохмачивая волосы обеими руками. – Вот честное слово, такая…

– Понятие такое есть в японском, цундере называется, – буркнула я. Он плюхнулся рядом и протянул руку за пультом.

Как будто я собиралась ему что-то отдавать.

– Кто-кто?

– Цундере, – терпеливо повторила я, рассматривая его лицо. Так близко он рядом со мной ещё не находился, если не считать этих двух дурацких поцелуев, но в те моменты мне как-то вообще не до рассматриваний было. А ещё у него родинка под глазом, с правой стороны. Совсем незаметная. Родинка-то незаметная, а вот мой взгляд вряд ли можно назвать таковым. – Тип характера у них значит. Состоит из двух слов. Первое «цунцун»… ну, колкий, замкнутый, иногда агрессивный. И «дередере», типа… любящий? Смущающийся, что-то подобное.

– Я понял, – усмехнулся он и опустил руку, понимая, что пульт ему не светит. – Забавное словечко. Наташа говорила, что ты смотришь японские мультики.

– Наташа? – рассеянно пробормотала я.

– Твоя мама.

– А, точно, у неё же ещё и имя есть, – я потянулась к флисовому пледу, под которым сегодня спала, но мне не хватило буквально пары сантиметров, чтобы его достать. Дима демонстративно отодвинул плед подальше.

– Бартер? – предложил он. – Плед на пульт?

Если учесть, что ноги у меня мёрзли двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, выбора передо мной особо не стояло.

– На, жадина, – я кинула в него пультом. Он проделал с пледом ту же манипуляцию, и мягкий флис оказался у меня на голове. Я стянула его, чувствуя, как наэлектризованные волосы встают дыбом.

– Я думал, что ты как попугай выключишься, – он фыркнул и вытянул ноги. Мне пришлось подвинуться, чтобы с ним не соприкасаться.

– Сразу видно, у тебя никогда не было попугаев, – я укуталась в плед.

Дима ничего не ответил, просто устроился поудобней и клацнул пультом. Каналы он переключал так же быстро, как и я, не мусолясь на одном (мама делала это всегда ужасно медленно. Я, конечно, редко смотрела с ней телевизор, но раздражало это меня знатно).