Священник Сергий Ведерников - Я умер. Зарисовки о жизни, о смерти, о любви

И следующим нашим поколениям, в лице детей и внуков, и даже правнуков, еще долго придется, проходя мимо них, задирать голову и читать: «Слава КПСС!!!».

Мари-Турекская средняя школа. У дороги плакат: «Ударным трудом ответим на решения апрельского пленума ЦК КПСС» 1985 год. (фото из интернета).

Хрущева Никиту Сергеевича я не застал. А вот похороны Брежнева помню хорошо. И то потому, что вся родня сидела перед купленным одним из дядьев, цветным телевизором, что было тогда большой редкостью, и обсуждала под водочку и закуску происходящее на экране. А мы, малышня, крутились рядом.

А там, как сейчас, помню, все было в красном траурном фоне. Тягостно торжественно и заунывно. И голос диктора, и музыка, и медленное движение толпы. И только, когда гроб с телом при опускании в могилу то ли уронили, то ли стукнули обо что-то, страна, до этого дремавшая столько лет, оживилась, встряхнулась, очнулась от спячки и поняла, что грядут перемены.

Эти времена историки, позже, назовут – «застоем». И никто еще, ни сами историки, ни мы, ни вся многочисленная родня, не знали, не догадывались, что они, эти брежневские годы скоро, в будущем, будут считаться самыми счастливыми. И для страны вообще, и для народа, в частности. И ностальгия по «застою» еще долго будет сосать под ложечкой, заставляя многих уходить в глубокий запой…

А у нас была своя жизнь. Детская. Она мало пересекалась с взрослой. Только, когда нужны были деньги в кино или на мороженое.

И мать, и отец были вечно на работе. Видели мы их только вечером. Поэтому были предоставлены самим себе. Правда, некоторые под присмотром бабушек. У кого они были. А у кого не было и так обходились.

В своих делах и поступках мы были более самостоятельные, чем нынешнее поколение. Прав, не прав? Не знаю! Так мне кажется! Родители нам доверяли. Знали, что что-то плохое мы не сделаем. Если только пугач какой, или лягушку в сапог учительнице. Даже стекла мы били редко. Да и на лугах, где мы проводили все время, не было стекол.

С взрослыми нам приходилось сталкиваться после школьных родительских собраний, где обсуждали наше поведение и оценки.

Самые отчаянные двоечники и хулиганы, а таких было немного, (покажите мне того, у кого не было двоек), опасались вечером с улицы идти домой, понимая, что могут получить нагоняй. И тянули до последнего. До темноты. Чтоб потом по-быстрому, скинув обувь, юркнуть в кровать и закрыться от всех невзгод, родителей и учителей одеялом, тихонько шепотом спросив у бабушки:

– Как?

– Спи, охламон! Будет тебе!

Но все обходилось. И на следующий день в классе мы тихо посмеивались над «классной», думая, что зря она жаловалась на нас «предкам». Ничего-то нам не было! Ничегошеньки! Так, слегка! Ну, поругали! С кем не бывает? В одно ухо зашло, в другое вышло. Это сейчас понимаешь, что учительница желала нам добра. А тогда? Эх, молодость!..

Ближе к середине школьной жизни, к классу пятому-шестому, в стране началась перестройка.

«Решение XXVII съезда КПСС – в жизнь», «Перестройка, гласность, ускорение!». Страна на глазах менялась. По телевизору шли «Прожектор перестройки» и «Взгляд». Новое мышление! Демократизация и гласность! А по сути одна болтовня и ничего более. Все равно, что воду в ступе толочь.

И пока одни болтали и обещали новую светлую жизнь, с полок магазинов стали исчезать продукты и предметы первой необходимости. Дикие очереди, в которых мы, школьники, простаивали не по одному часу за хлебом и молоком. Давка, ругань. Карточки. Талоны.

«Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» 4 4 Из доклада Никиты Сергеевича Хрущева на XXII съезде КПСС (1961). В документе, который был принят делегатами съезда, указывался и срок завершения «развернутого строительства коммунизма» – 20 лет. – было предсказано в далеком тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Здравствуй, коммунизм!!! Вот ты какой! Еще Ленин 5 5 Владимир Ильич Ульянов (Ленин) (1870—1924) – основатель Союза Советских Социалистических Республик (СССР), председатель Совета Народных Коммисаров СССР. о тебе мечтал. Жаль, не дожил…

Но мы были рады этой свободе. Как наши родители когда-то оттепели шестидесятых. Не зная еще, чем все закончится. Казалось, все будет хорошо! Справимся! Перестроимся! А потом заживем!

В старших классах стали появляться вопросы, на которые мы хотели получить ответы.

Почему так? Почему этак? Кто прав? Кто виноват? Куда мы идем? Что будет?

Но даже у учителей ответов на наши вопросы не было. Или они их сами не знали. А так, детство, как детство….

3 «Б» класс. 1984 год.

У бабушки в спальне стоял сундук. Большой такой, черный. Слегка потертый сверху и с боков.

Мне маленькому было уж очень интересно, что же такое она там хранит?

Сундук открывался редко, и манил какой-то загадочностью, тайной.

Глядя на него, я вспоминал строки из моего любимого «Острова сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона – «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому…».

Мне всегда казалось, что там что-то есть такое, что я еще никогда в жизни не видел. И мне до зуда в ладошках хотелось в него заглянуть. Хоть на минуточку.

Став постарше и чуть похитрее, я все же сумел гвоздиком открыть маленький, совсем несложный, замочек и посмотреть, что же внутри. Лучше бы я этого не делал! Тайна исчезла.

Там были какие-то вещи, одежда, похоронный набор, старые газеты, фотографии. Обыденный обыкновенный набор любого пожилого человека…

Как-то бабушка меня позвала, открыла сундук и достала маленький алюминиевый крестик. Сказала, что этим крестиком во младенчестве меня крестили. Сделала веревочку, надела на шею: «Носи!».

Я, гордый тем, что бабушка соизволила мне дать что-то из своего заветного сундука, нараспашку, без всякой задней мысли побежал в школу.

И тут я столкнулся с тем, чего абсолютно не ожидал. Оказывается, в нашей школе и стране, крестик носить нехорошо. Сейчас бы сказали – не патриотично. А пионеру, еще и не по-советски. И когда мне велели его снять, я вопреки здравой логике и в силу характера, насупившись и исподлобья посмотрев на учительницу, сказал: «Крестик дала бабушка и, хоть режьте меня, снимать не буду!» И так и не снял.

За что впоследствии отгребал по полной от пионервожатой…

Тот старенький бабушкин крестик я потерял уже в зрелом возрасте. И даже не помню, где. Но с тех времен, сколько живу и себя помню, нигде и никогда, ни при каких обстоятельствах, его не снимаю. И надеюсь, что так будет и впредь.