Священник Сергий Ведерников - Я умер. Зарисовки о жизни, о смерти, о любви

Смерть смерти рознь. Сколько людей живет на свете столько и смертей. Бывает, болеет человек, таблетки годами глотает, а умереть все никак не может. А кто-то за всю жизнь ни разу не чихнул, никогда ни на что не жаловался, и раз, на ходу, и нет его. Сразу, мгновенно.

Никто не может сказать, сколько ему дано и где его настигнет смерть. «…во власти Господа Вседержителя врата смерти» (Пс.67,21). Только Он знает, когда твой срок.

Хотя, любая смерть жестока сама по себе. И страшна.

Но, к сожалению, она все равно придет. «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем» (Екк.9,5—6). И наверно, очень важно, для человека: где и как. И нет того, кто ее не боится. От нее никто не уходил, но и умирать никто не хочет.

Здесь все привычное, знакомое и родное. Мы привыкли к этой жизни. К облакам, березам, ветру, пению птиц, шуму дождя, туману на полях. Нам жалко всего того, что мы видим, что мы чувствуем. А что там, никто не знает. «А человек умирает, и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: Так человек ляжет и не встанет; до скончания неба он не пробудится, и не воспрянет от сна своего…» (Иов.14,10—12).

И все же в эту ночь я умер. Во сне. Сердце сжалось, стукнуло два раза и остановилось. Все. Finita la comedia. 9 9 Правильно: La commedia è finita. Комедия окончена (итал).

Наверно, нет ни одного человека, который бы не задумывался о времени, когда его не было. То есть – не было совсем.

Но ведь и тогда, в прошлом, давным-давно, люди жили, работали, ели, спали. Наконец, влюблялись и бегали на свидания. Но, все это было до меня. Все это было без меня. Меня просто еще не было. И снова не будет. Когда-то.

Будут так же ездить машины, люди будут ходить в кино, есть мороженое. Но уже без меня…

Я очень люблю старые фотографии. Могу часами сидеть, рассматривать. Судя по ним, мир существовал и без моего присутствия. И даже если б я не родился, наверно, никто бы этого не заметил. Человек рождается, живет и умирает. До меня жило, по статистике, сто миллиардов, после будет столько же и, может, еще больше. Пока не наступит конец света. Вот спроси на улице любого, и тот назовет от силы десять-двадцать имен личностей, кого он помнит и знает. Спартак – восстание рабов, в школе проходили. Колумб – плыл в Индию, а открыл Америку. Чингизхан, Батый – с них началось татаро-монгольское иго. Петр I – прорубил окно в Европу. Емельян Пугачев, Степан Разин, эти вообще, то ли разбойники, то ли бунтари, со сменой строя и власти мнения по их поводу менялись на совершенно противоположные. Наполеон Бонапарт – война 1812 года, сожжение Москвы, и открытие «бистро» в Париже. Декабристы. Их по именам никто не знает, но все в советское время смотрели «Звезду пленительного счастья» и помнят «…не обещайте деве юной, любови вечной на земле». 10 10 «Песенка кавалергарда» муз. Е. Шварца, сл. Б. Окуджавы. Суворов, Кутузов, Жуков – полководцы. Александр Сергеевич Пушкин – наше все. Ленин, Сталин. Куда уж без них. Вожди. Это навскидку. Их, конечно, больше. Даже не двадцать. Сотни. И все же остальные миллионы и миллиарды так и останутся безымянными. Иванами, не помнящими родства. 11 11 «Иван, родства не помнящий» – так в Российской империи записывали в полицейский протокол беглых крестьян, скрывавших место, откуда они сбежали. «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать…» (Еккл.3,1—2).

Когда умирает близкий человек, ты понимаешь, что больше его не увидишь, не встретишь, не поговоришь. Идешь по улице: то же небо над тобой, те же дома, деревья, а человека нет. А ведь совсем недавно он шел рядом, вот здесь, по этой дорожке. Разговаривал с тобой, улыбался. А его уже нет. И больше не будет. Жизнь – это как вспышка звезды, загорелась и погасла. Все в этом мире приходит и уходит. Нет ничего постоянного и вечного. Кроме любви. А любовь – это Бог. «…и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин.4,16).

Я вглядываюсь в лица людей, которые жили до меня. О чем они думали, как жили? Иногда пересматриваю старые советские фильмы. Там так же как сейчас, светило солнце, на небе плыли облака, дул ветер, шел дождь. Но все это было еще тогда, давно, когда меня не было.

А кинохроника? Старая, в каких-то царапинах, местами дергающаяся, без звука. Вот – Лев Николаевич Толстой. 1909 год. Ясная Поляна. Он на кинопленке уже старый, с большой седой бородой, и родился от этой даты, когда его запечатлела камера, на 80 лет позднее. Значит, когда он родился, Наполеон, французский император, только семь лет, как умер на острове Святой Елены. Чуть-чуть пораньше, и он бы его застал. И тогда, значит, люди жили. Подсчитаешь, а там и до Екатерины II недалеко. Да и Петр I не за горами. А от царя – реформатора до Иоанна IV Васильевича Грозного совсем маленький промежуток, временной. А значит, и он когда-то жил! Не сказки все это! А где Грозный царь, там и Дмитрий Донской, и Александр Невский. Тем более, они родня. Рюриковичи. Вон и Владимир Красное Солнышко замаячил на горизонте. Здравствуй, князь! Привет тебе из будущего! «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после» (Еккл,1,11).

Старых фотографий все же не так много, как кажется, или хочется. Это в наше время ты можешь позволить себе нащелкать сотни, тысячи, даже десятки тысяч снимков. И закинуть все это в «облако», в интернет. А если всемирная паутина будет существовать и в будущем, много-много лет и веков, то и фотографии буду оставаться в ней столько же. Проблема только в том – если у одного человека столько фотографий, а на земле, по подсчетам статистов, семь миллиардов населения, а со временем будет еще больше, и каждый закинет туда, хотя бы одну, фотография обесценится сама по себе. Ее никто не заметит и не увидит. Хоть она там и будет храниться вечно. Ведь фотография – краткий миг в жизни конкретного, определенного человека. А кому интересна твоя жизнь, если ты не гений?

Проводы зимы. 1980 год.

Мы выкладываем свои фотографии, а потом ждем от друзей и просто знакомых, чтоб они оценили твои художества. И обижаемся, когда мало ставят лайков. Как!? Я разместил в «Одноклассниках» такую для меня значимую, такую классную фотографию! А вы до сих пор не посмотрели, не оценили? А еще друзья! Я так старался! Вон, смотрите – и с этого боку, и с того. И под пальмой, и на пляже, и на крыше, и в лифте. При этом ты не задумываешься, что им просто некогда. Они тоже выкладывают свои. И тоже ждут, когда кто-то оценит, кто-то умилится их снимку. Самолюбование стало входить в привычку. Порой сам что-то отмечаешь, оставляешь на потом, думаешь когда-нибудь вернуться, когда время будет, пересмотреть. А жизнь бежит. И ты забываешь под напором нового, что хотел. Да и фотографий уже столько, что и не помнишь, откуда что взялось. Но все равно сидишь и ждешь, когда заметят, оценят, лайкнут. Ведь если будет много лайков и подписчиков, то можно и заработать.