Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 4: Экзамены

– Мне нуж-ны а-на-ль-ные воп-ро-сы по а-на-то-мии за де-сять лет.

Речь по слогам женщину не размагнитила. Как в замедленном кадре она кивнула, наклонилась за стойку и тут же нашла толстую папку. Вынула из неё несколько печатных листов, потрясла ими:

– Эти?

– Зе наю. Горовоба сказала, тчобы све свё нзали.

Разобрав только фамилию декана спортивного факультета, библиотекарь оглянулась на помощницу:

– Валентина Геннадиевна, что такое «н-зали»?

Жена ректора Орлова подумала, трижды произнесла слово вслух и вспомнила, как работал когда-то на почте:

– Вера Николаевна, так это НЗ. Эн-зэ – неприкосновенный запас. Правильно, Ячек?

Про гимнаста и его смешную речь Орлова слышала от мужа. Довольный тем, что ему так скоро удалось объясниться, рыжеволосый студент кивнул так, что с носа чуть не слетели очки. Библиотекарь, всё ещё сомневаясь, уточнила, зачем Наталье Сергеевне понадобилось то, что она просит, именно сегодня, за день до начала экзаменов по анатомии. Довольствоваться ей пришлось лишь пожатием плеч паренька. Избегая новых сложных объяснений, Валентина протянула конверт:

– Держи, Ячек! Только подпись тут поставь, – Орлова достала с нужной полки журнал для выдачи особо важных документов, тонкий, в полиэтиленовой обложке, похожей на корку апельсина – оранжевой и в пупырышек. Черкнув, где нужно, Миша быстро убежал.

– Студент, туды его в качель, – прошептала Вера Николаевна, глядя на оставленную в графе закорючку. – От горшка два вершка, а туда же – анальные вопросы ему подавай. Зачем тогда их мне принесли, если им самим они нужнее? Вот и пойми этих начальников. Головой думать не хотят, потом спрашивают, почему у них тащат всё без разбора, – приговаривала библиотекарь тихо и себе самой, убирая журнал на место.

В первый день сессии куратор Бережной собрал свою группу один-один на кафедре лёгкой атлетики чтобы подбодрить. Ячек, задержавшись в библиотеке, пришёл на собрание с небольшим опозданием. Заметив через окно, как он размахивает конвертом, Миша Шумкин вышел из класса. Бережного в этот же момент зачем-то позвал его заместитель Михайлов. Глянув на первую страницу раздобытых гимнастом документов, десятиборец не сразу понял, что держит. А когда понял, не поверил: распечатанные в ректорате в нескольких экземплярах, все пятьдесят билетов по анатомии для завтрашнего экзамена показались Шумкину чудесным новогодним подарком. Трижды переспросив у тёзки, где он их взял, и трижды услышав один и тот же ответ, Миша-десятиборец на цыпочках пошёл в класс. В аудитории стоял гул.

– Внимание! – проговорил Шумкин негромко, плотно затворив дверь за собой и Ячеком. Народ на призыв не отреагировал. Цыганок как тараторила про какие-то дополнительные баллы к зачёту, так и продолжала. Юлик как хвастал перед Станевич, что сдаст анатомию с первого раза, так и не остановился. – Внимание! – попросил Шумкин чуть громче. Куда там! Соснихин и его «дорогая редакция», Армен и его уверения девушек в том, что «главное на экзамене – говорить хоть что-то, близкое к теме», Малыгин и его рассказы про молодую сборную СССР по лёгкой атлетике, болтали по-прежнему. Тогда десятиборец сложил ладони рупором и проговорил, как в известном кино: —Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!

Немая сцена могла бы составить конкуренцию любой постановке Гоголевской пьесы. А вот то, что случилось после того, как ребята поняли, что Ячек им принёс, классикам только предстоит описать. Потому как обрадовавшись изначально, студенты тут же испугались: билеты, полученные по недоразумению, требовалось срочно вернуть в библиотеку, а ещё неплохо было бы признаться в случившемся Горобовой. Но у кого поднимется рука сделать это, зная, что каждый год экзамен по анатомии с первого раза положительно сдают лишь половины групп? И как не войти в положение тех же Бубиной и Малыгина? Виктор с начала года сидел на сборе в Новогорске. Ольга второго января уехала на новогодний турнир по хоккею на траве в Индию и должна была вернуться только завтра прямо на экзамен. А если подумать о тех ребятах, кто, из-за двоек лишится стипендии, то и вовсе становилось понятно, что глупо не воспользоваться предоставленной возможностью. Да и Горобовой, с её вечной занятостью, новость лишь добавит суеты: где Наталья Сергеевна разыщет Удалова, чтобы объяснить про конфуз? Когда он сможет составить новые билеты? Кто их успеет заново распечатать? Поэтому, при всей порядочности и комсомольской сознательности, старосты группы Лена Зубилина и Андрей Попинко сдались под общим напором. В конце концов, если Ячек и Шумкин уже видели билеты, а остальные нет, то это уже непорядок. Поручив разобрать листы, переписать все вопросы и сдать копии в библиотеку, старосты отвели глаза, когда в аудиторию вошёл Рудольф Александрович. Позже, собравшись в общежитии в комнате девушек на 4 этаже, первокурсники из «единички» решили, что нужно не только распределить, кто какой билет берёт, но и срочно распечатать их вечером на машинке матери Соснихина. Она часто помогала секретарю Орлова с документами. Печатать на машинке из всей группы могли только Зубилина и Масевич. Лена помогать в таком нечестном деле отказалась, Ира, наоборот, с радостью согласилась. Соснихин тут же побежал домой и вернулся с машинкой и листами. Работа заняла чуть больше часа. Разрезав билеты, каждый забрал свой. Для отсутствующих их сложили в отдельный конверт, чтобы отдать непосредственно завтра. Сразу договорились, что выучить ответы нужно на троечку, максимум – на четвёрку. Слишком хорошая подготовка может показаться Удалову подвохом. Всё же преподаватель профессор, а не дурачок какой. Зная от старшекурсников, что Удалов не проверяет номер билета, а только просит назвать его и прочесть вопросы вслух, решившимся на подлог стоило вызубрить вопросы выбранного билета. Тот, что возьмут на экзамене, «затерять» среди листов для ответа, их тоже брали при входе в кабинет, а фальшивый положить в зачётку. Тогда, подойдя отвечать, легко протянуть профессору билет подложный, а уже после того, как поставлена оценка, оставить «правильный» билет на столе у входа. Отработанные билеты все и всегда складывали в отдельную стопочку. Из неё преподаватель мог взять несколько и снова разложить на столе для тех, кто экзамен пока не сдал. А мог и не брать, так как количество билетов всегда превышало количество студентов в группах.

Конечно, все эти махинации требовали определённой ловкости рук и умения скрыть дрожь, однако тех, кто захотел играть по предложенным правилам, оказалось большинство. А вот тех, для кого обман был страшнее гипотетической двойки, было всего пятеро: старосты Зубилина и Попинко, Володя Толстый, бывший студент биологического факультета МГУ, верующая в бога Симона Сычёва и её друг Миша Ячек. Он, перепуганный случившимся, боялся небесной кары уже только за то, что невольно, а значит безгрешно, стал причиной общего зла. Ведь враньё – это грех. Вот только коммунистическая мораль советского государства с церковной не дружила. А потому, выслушав маленького рыжего товарища, студенты элитной группы, на которую во всем времена её существования ссылались, ставя в пример для подражания, оставили богу богово, а Кесарю взяли кесарево.