Нина Халикова - Сумерки богов

Без нужды пощупав в кармане платья зеркальце, Вера спросила:

– Как их зовут?

– Мистеры Иксы, – ответил Эвальд.

– Что, обоих сразу?

– Да, – запросто ответил он. – Когда-то, будучи котятами, они так славно наперебой мурлыкали, что их хозяйка… – он почему-то смутился, будто сказал что-то не то. – В общем, это Мистеры Иксы.

– Они милые, – вежливо ответила Вера, не зная, куда девать глаза.

За верандой располагался выбеленный огромный холл со множеством закрытых дверей, лестница на второй этаж и распахнутая двойная дверь, ведущая в большую, хорошо обустроенную кухню. Чистая, как стекло, кухня пахла сушёными фруктами, свежей зеленью и кофе. Пожилая тощая женщина, покойницкого вида, в строгом коричневом штапельном платье и туфлях без каблуков, наливала там чай. Облезлые коты уже были здесь и, как старая пара носков, обвивали её ноги. Одной рукой женщина держала чайник, а другой придерживала крышку. Увидев входящего Киану, женщина заметно побледнела, хотя, казалось бы, бледнеть было уже некуда, замерла, будто уснув, и не замечала, что заварка течёт через край чашки прямо на дубовый стол. Через мгновение женщина очнулась, выпустила чайник из рук, и лоб её тут же сложился множеством некрасивых складок. С труднообъяснимым недоверием она посмотрела на Веру, неуклюже повернулась и, не выразив ни малейшего сожаления по поводу своей неловкости, вышла из кухни, видимо предоставив лужицу на столе заботам хозяина. Коты лениво поднялись и поплелись за ней. Воцарилась гробовая тишина, воздух как будто слегка накалился, братья словно чего-то испугались и поэтому старались не смотреть друг на друга. Первым подал голос Эвальд:

– Вера, это Ида… – хватая тряпку и немного смутившись, сказал он. – Она робка и малахольна, но ничего, она привыкнет к вам. У нас тут, понимаете ли, своя провинциальная галантность…

Вера недоумённо пожала плечами, сомневаясь, что такая странная особа сможет к ней привыкнуть.

Настало время позднего обеда или раннего ужина. Стол накрыли на улице. В тени каштановых листьев, под небольшим тентом хозяйничал Эвальд, сервируя стол. С подносом в руках на улицу вышла та самая тощая кухарка в штапельном платье. Бледные растрескавшиеся губы её, хоть и были плотно сжаты, но всё равно заметно дрожали. Смотрела она пустыми, ничего не отражающими глазами. Со смутной жалостью Вера отметила, что это самые странные глаза, которые ей довелось видеть, хотя в больнице она насмотрелась всякого.

– Здравствуйте, – наконец сказала женщина, и даже не сказала, а как-то простонала.

Это был самый настоящий стон, вырвавшийся из груди с непонятной, необузданной болью. Вере показалось, что приветствие Иды предназначалось только Киану, но на всякий случай она кивнула головой и тоже поздоровалась. Киану смутился и ушёл в машину доставать вещи. Эвальд отправился за ним. Вера же сломила своё внутреннее сопротивление, набралась храбрости и без единого звука стала помогать Иде накрывать на стол.

– Что за прелестная Гретхен? – Эвальд по-свойски хлопнул Киану по спине. – Колись, где ты нашёл это экзотическое чудо?

Киану сделал вид, что не совсем понял вопрос. Он наклонился, поправил шнурок на своём ботинке, посмотрел по сторонам, вытащил из багажника два разномастных чемодана, стонущих под тяжестью уложенных в них вещей, достал кожаную сумку, затянутую ремнями, и лишь после этого спокойно ответил:

– Вера работает медсестрой в больнице. А что?

– Хм, – недоверчиво ухмыльнулся Эвальд, легко подхватив один из чемоданов. – Теперь, братец, ты отдаёшь должное не только студенткам-третьекурсницам, которые никогда не стареют, но и медицинским работникам?

– Это не то, о чём ты подумал. Это совсем другое, – сказал Киану сдавленным голосом, показывавшим, что ему неловко обсуждать эту тему с братом. – Я собираюсь сделать ей предложение.

– Ого, не узнаю тебя! Ты стал сентиментальным или теперь тебя привлекают игры в несвободу?

– Никаких игр. Всё более чем серьёзно.

– Ладно, тогда присмотрюсь к ней повнимательнее.

– Только прошу, не оценивай её в известном смысле, соблюдай декорум, – предостерёг брата Киану.

– Я же тебе не Казанова какой-нибудь. Ты о чём? – слишком неестественно удивился Эвальд.

– О том… – голос брата звучал раздражённо. – Сам знаешь, о чём… Веди себя прилично…

Киану был мужчиной и понимал, что, несмотря на всю свою сдержанность и честность, Эвальд тоже был обычным здоровым мужчиной, а это племя смотрит на любую молодую красивую женщину, неизбежно задаваясь вопросом, насколько она хороша в любви.

– Слушай, братец, я не ущемляю твои права жиголо… – запнулся Киану, – но… Словом, я тебя предупредил.

– Итак, малышка исцеляет физические недуги?

– Ну, типа того.

– Надеюсь, она, как всякая приличная дама, носит в сумочке флакончики с мышьяком, чтобы травить им надоедливых любовников?

– Три тысячи извинений, – тихое бешенство постепенно завладевало Киану. – На что ты намекаешь?

– Ладно-ладно, я пошутил, пробу Марша перед завтраком тебе делать не обязательно.

– У тебя отвратительное чувство юмора, братец. Или ты стал женоненавистником?

– Вот тебе на! Я? С чего бы? Ни в коем случае! Женоненавистники – это те, кто не пользуется успехом у женщин. При чём же здесь я? – он белозубо улыбнулся.

У Киану немного отлегло от сердца, а в сердце Эвальда, наоборот, заскреблось что-то вроде раздражения, а возможно, и банальной зависти.

Почему слова брата так задели его за живое? Брат привёз в дом красивую девушку, ну и что? Сам-то Эвальд жениться не собирался. Вероятно, задели потому, что он устал вкладывать свои нерастраченные чувства в виноделие или… Ему бы радоваться за брата. Так он вроде и радуется, но, положа руку на сердце, не слишком искренно.

– Вот увидишь, она будет моей женой, – уверенно сказал Киану.

– Будет, – с довольно странной интонацией произнёс Эвальд, – если согласится. Знаешь, иногда женщины отказывают мужчинам, а иногда бывает и наоборот: мужчины бросают женщин и тем самым преграждают путь собственному счастью, – в его голосе послышалась гадливость.

– Бывает, – сухо согласился Киану и взглянул на брата скептически.

– Но тебе-то вряд ли такое знакомо, потому и толковать не о чем.

– Ну, а ты по-прежнему один?

– Исключительно.

– Почему?

– Видимо, жду совершенства, которого не существует на свете.

Недовольные друг другом, братья вернулись под тент в тень каштанов. Стол был накрыт. Белая как полотно Ида, сославшись на головную боль, отказалась от обеда. Вера промямлила какие-то слова сожаления, предложила аспирин и выразила надежду по поводу скорейшего выздоровления, но, к своему смущению, не могла не порадоваться такому удачному стечению обстоятельств. Ида почему-то не нравилась Вере.