Геннадий Руденко - Крым-карантин. Когда официально разрешили умереть

К дверям подъезда изнутри подходил как космонавт к шлюзу для выхода в открытый космос. Вот уже второй раз выхожу в изменённый мир, а эмоции всё равно зашкаливают. Не скажу, что страшно, но очень волнительно, ведь я, пересекая эту границу, становлюсь таким же, как и герои, в огромном количестве перечитанных мною пост апокалипсических произведений. Меня за дверями может укусить за зад какая ни будь бешенная сучка-болонка, а я улыбаюсь как дурак. И так, эмоции в сторону, пневмат в карман (временная замена кобуры) и вперёд.

А на улице весна!!! Яркое солнышко освещает мрачных людей, перемещающихся короткими перебежками по улицам. На шоссе растянулась колонна автомобилей, загруженных под завязку – к чему бы это? Похоже народ валит из города, да что там из города, из Крыма, но что-то мне подсказывает, что сделать это им не удастся. Но какое мне дело до них? Интересно, а если бы у меня сейчас была бы машина, я бы тоже пытался уехать? Скорее всего нет. Я и от машины то избавился потому, что честно сам себе признался, что она мне нужна была исключительно ради престижа. Эйфория от вождения автомобиля проходила одновременно с преодолением пробок и знакомства с наглыми водителями. В конце концов я стал ловить себя на мысли, что мне в тягость лишний раз садиться за руль. Глядя на то, как молодые парни бьют себя в грудь кулаком и кричат о том, что у каждого уважающего себя мужика должна быть машина, я вспоминаю историю Марка Твена про то, как Том Сойер красил забор в наказание и перевернул всё так, что его товарищи буквально дрались за то, чтобы красить забор. Представляю какие пробки их ожидают, что творится сейчас на заправках, а про Керченский мост даже думать не хочется. Где-то раздался выстрел и сразу же характерный визг. По всей вероятности, начался отстрел собак – давно пора. Я пошёл в сторону центра города и только сейчас до меня дошло почему я себя неловко чувствую рядом со встречающимися по пути людьми – они все нагружены сверх меры. Тут тебе и туристические рюкзаки, и сумки на колёсиках – куда же без них, а я с лёгким пустым рюкзачком, да и похоже иду против «течения». На площади, около горисполкома, стояло два полицейских УАЗика и полицейские с «укоротами», которые отгоняли особенно ретивых стяжателей правдивой информации. В пределах видимости все магазины и аптеки были наглухо запечатаны роллетами. По площади ветерок гонял обрывки бумаги, пластиковые пакеты и всякий мусор. Непривычное зрелище, обычно наш городок довольно чистый и ухоженный, а тут такое. Я впал в ступор, что делать то? Всё закрыто, ничего не работает, как долго ждать помощи? Из ступора меня вывел очередной ружейный выстрел и уже ожидаемый собачий скулёж. Да что я, в самом деле? Сходил на разведку, для очистки совести, и то хлеб. Никакого результата – тоже результат. Хотя почему никакого? Я увидел, что: во-первых, люди валят из города, во-вторых, ничего не работает, в-третьих, убивают животных, скорее всего бешенных, ну и последнее, пока что единственное что я могу делать, это сидеть на попе ровно и ждать перемен слушая радио и выглядывая с балкона. Вот с такими мыслями я и поплёлся домой как баран. Почему как баран, да потому что всё, выше перечисленное происходило здесь и сейчас, а не на страницах очередной пост апокалиптической книги, о чём меня оповестили холодные мурашки на спине. Поворачиваться было страшно, но сделать это было жизненно необходимо, что я и сделал.

«А твоя мама знает, что ты дебил?»

А в спину мне внимательно смотрела огромная овчарка и взгляд её дурных, залитых кровью, глаз не предвещал ничего хорошего. Вот тебе бабка и Юрьев день, не знаю, что такое Юрьев день, но думаю, что это что-то сравни с полной задницей. Я стою фактически в центре площади, из укрытий только огромный памятник Ленину, который никак не годится для укрытия. Собака опустила голову, оскалила жёлтые, все в пене клыки и вздыбила шерсть, и это без единого звука. Холодные мурашки сменились жаром всего тела, всё в глазах приобрело красноватый оттенок, и я… обоссался.

Видимо сработал какой-то древний анти-собачий рефлекс, и я побежал не к домам и магазинам, в которых двери и подъезды были наглухо заперты кодовыми замками, а к забору, а точнее к ограде церкви на которую из центра площади мне ясно указывал, обгаженной голубями рукой, Ленин. До церкви было метров сто, а собака была от меня метрах в двадцати. Если бы кто-то захотел измерить время моей стометровки с барьером, то он тупо не успел бы нажать на секундомер. Пришёл я в себя сидя на газоне уже за оградой церкви, благо та была выше моего роста и достаточно плотная. Слюна хрипящей собаки едва не долетала до меня от просунутой между прутьями пасти. Вот не помню, как я преодолел ограду, но мышцы болели так, как будто я занёс на пятый этаж рояль. Немного придя в себя, я встал и пошёл к воротам церкви, они, ожидаемо, оказались запертыми. Я постучал на сколько мог громко кулаком, но безрезультатно, ногой стучать почему-то постеснялся, хоть и считал себя атеистом. Делать нечего, и я пошёл вдоль ограды по периметру церкви. Единственные ворота и прилегающая к ним калитка оказались запертыми на висячий замок, причём изнутри. Может в церкви кто-то есть? Хотя, в принципе, изнутри замок можно повесить и просунув снаружи руки сквозь прутья ограды. Пока я обходил периметр собака как тень следовала за мной, не издавая ни звука и не выказывая ни малейшего желания оставить это занятие. Как бы её прогнать, не сидеть же мне тут вечно, хотя, судя по всему у неё особо то других планов на сегодня и нет. Попробую ка я пневмат, я, собственно, с этой целью его и брал с собой. Как-то страшно стрелять в эту злую, да и к тому же дурную морду, но что-то делать то надо. Как говорится: «не знаешь, что делать – сделай шаг вперёд». Ну я и сделал – дебил.

Подойдя поближе к вонючей пасти, я прицелился и выстрелил прямо внутрь. Собака взвизгнула, отскочила назад и с каким-то ужасным хрипом кинулась на ограду, но в отличие от прежних попыток, не стала просовывать морду между прутьев, а стала пытаться перелезть через ограду. Я не обоссался второй раз по той простой причине, что было уже нечем. Ей почти удалось, она зацепилась не только передними лапами за верх ограды, но ещё и нижней челюстью, как крюком багра, а задними лапами, хоть и с пробуксовкой, но подтаскивала свой зад на верх. Я отбросил пистолет в сторону и достал из-за пояса нож. Что было силы я воткнул его собаке под нижнюю челюсть и резко рванул назад. Хорошо, что не поленился и воспользовался темляком, а иначе мог потерять нож, пусть и не единственный, но самый лучший из тех, что были при мне. Собака свалилась с ограды и закрутилась вокруг своей оси издавая душераздирающий визг, чем я и решил воспользоваться. Перебежав на противоположную сторону ограды я уже занёс было ногу, чтобы перелезть, зацепившись руками за верхнюю часть прутьев, как обнаружил, что моё выступление не обошлось без зрителей. На другой стороне ограды за мной наблюдали две крупных дворняги, не издавая ни звука и наклонив головы в одну сторону. Всё бы ничего, но пена, свисающая из пасти и характерный красный цвет глаз закрали в мою душу сомнения по поводу целесообразности данного предприятия. Я, на удачу, пошёл в сторону от них, но они, чтоб они сдохли, деловито потрусили за мной – приплыли.