Геннадий Руденко - Крым-карантин. Когда официально разрешили умереть

А как же совесть? – в задницу совесть!

– Молодой человек.

Я аж подпрыгнул от неожиданности и чуть не выронил пистолет, который поднимал в этот момент.

– Молодой человек, да, да, это я к тебе обращаюсь.

Сказал пожилой бородатый мужчина, выглядывающий из боковой двери церкви, которую я не заметил.

– Скорее сюда!

Меня упрашивать не пришлось и через секунду за моей спиной громко лязгнул засов на двери.

– Проходи, не стесняйся.

– Спасибо батюшка.

– Да какой я тебе батюшка.

Засмеялся дедушка. Не поворачивался язык назвать его стариком или мужиком – именно дедушка. Мелкие морщинки в уголках глаз выдавали в нём добродушного, часто улыбающегося человека.

– Я всего лишь сторож. Пока разобрался кто там стучится в двери, пока дошёл – в общем не серчайте, что сразу не открыл.

– Да ничего, всё нормально, впустили – и Слава Богу!

– Бога поминаешь – креститься надо молодой человек, кстати, как тебя?

– Евгений.

Я тут же машинально перекрестился, хотя в душе убеждённый атеист. Боюсь сейчас не время, и тем более не место затевать теологические прения. Я обязан этому человеку, а подобные споры непременно его расстроят.

– Другое дело Евгений.

Улыбнулся дедушка. Я пошёл за ним просто что бы не стоять на месте.

– Вы здесь одни?

– Да, с воскресной службы ни души, да оно и понятно, что ничего не понятно, что происходит. Смотрю со звонницы на улицу, а там ужасные вещи происходят. Люди бегут все куда-то, звери с ума по сходили – на людей кидаются. Что там люди говорят? А то у меня здесь даже радио нет.

– Говорят эпидемия, причём у животных, бешенство. Вот и кидаются на всех, кого ни попадя.

– Ладно, пойдём в трапезную, поедим чем Бог послал.

Трапезной, как оказалось, была банальная столовая, с раздачей, подносами и кассой, вот только полки были пустыми. Митрич, так просил называть себя дедушка, достал из холодильника варёный картофель в мундирах, вареные же яйца, зелёный лук и хлеб. Слюна сразу же залила мои коренные зубы, видимо нервное перенапряжение весьма способствует аппетиту. Не успел я потянуться к еде, как был остановлен резким окриком: «без молитвы не сметь!». Ну а я что, я ничего, как говорится «в чужой монастырь…» а сейчас прям такой случай. Я конечно мог бы затеять полемику на тему свободы взглядов, совести вероисповедания и бессовестности вероисповедателей, да кому от этого легче станет? Мне – нет, так как глядишь и голодным оставят, а Митрич всё равно останется при своём мнении. Я давно усвоил для себя правило: «с людьми нельзя спорить на две темы, религия и политика, так как всегда все остаются при своём мнении и далеко не всегда в прежних отношениях». Вот и сейчас я сделал кроткое лицо и встал.

– «Отче наш» то хоть знаешь?

– Конечно, а кто ж его не знает, я крещёный, в церковь хоть и редко, но хожу.

Митрич заметно потеплел, встал и громко, нараспев прочёл молитвы, одна из которых и была вышеупомянутая.

Как же это было вкусно, особенно учитывая то, что всего было мало. Митрич явно не рассчитывал на гостей, но тем не менее огромное ему за это спасибо. Правду говорят: «голод не тётка», тут не то что верующим прикинешься, тут с голодухи и сам поверишь, пока желудок не наполнишь.

– А как долго вы здесь планируете находиться?

– На всё воля Божья, меня никто от этого послушания не освобождал, да и не вечно же это безобразие будет длиться? Еды и воды Бог послал в достатке, так почему бы и не продолжать послушание?

– А как припасы закончатся?

– Господь меня не оставит!

– Дай то Бог, дай то Бог.

Комментарии излишни. Сейчас надо думать о более насущном, то есть о себе любимом. Как-то надо выбираться от сюда. Неужели сейчас все улицы переполнены дурными собаками, норовящими откусить тебе задницу?

– Интересно, а долго собачки будут караулить меня возле церкви?

– Нет, не думаю. У них сейчас полно других дел по мимо вас. Не ты один так смело расхаживаешь по площади, у них есть кем заняться. Пошли на звонницу, сам всё и увидишь.

Мы поднялись на верх, на звонницу, мир голубей, сухих листьев и тополиного пуха. Какой от сюда прекрасный вид. Солнце перевалило на вторую половину небосвода и это явный намёк на то, что задерживаться не стоит. Даже страшно подумать, что меня может ожидать ночью, если днём такая жопа. Дурных собак на том месте где я их оставил уже не было, но за то на том месте где я ранил псину лежала груда костей и шкура. Её довольно тщательно обглодали, даже следов крови почти не видно, они что с асфальта её слизали что ли? Площадь была пуста, ни людей, ни животных. Надо сделать рывок, благо до дома меньше километра.

– Будешь бежать?

– Да, рискну. Я более-менее защитился (похлопал себя по предплечьям, защищённым журналами), да и мне тут рядом совсем.

– Ну с Богом! По возможности сообщи полиции обо мне, и если будет возможность, принеси какое ни будь радио, а то – ну сам понимаешь.

– Конечно принесу и сообщу, а так-то мне для начала до дома добежать бы.

Ага, конечно, сначала схожу в полицию, сообщить про Митрича, потом радио ему притараню, а потом сдохну если не от потери крови, то от бешенства. Нет Митрич, ты уж прости, но полицию с радио в руках посланную мной ты будешь ждать очень долго. Надежда юношей питает, а тебе к этой барышне ещё и Вера с Любой за компанию, вот и помолись, как ты умеешь, а если собаки тебя всё равно сожрут, так ты по любому в рай попадёшь – удачи! Естественно эти мысли остались при мне, а я, со взглядом переполненным благодарностью, подошёл к дверям. Интересно, я каждый раз буду напрягаться, перед тем как покинуть дом, или что-то поменяется?

Приоткрыв совсем немного дверь, я выглянул на улицу. Вроде бы тихо и никого не видно. Надо прорываться, а то солнце уже перевалило за полдень и ждать меня не будет.

– Митрич, вы не выходите к воротам, я сам перелезу. Вы лучше подержите двери приоткрытыми минут пять, на случай, если придётся бежать обратно.

– Хорошо, с Богом!

Митрич перекрестил меня, и я полез через ограду. Не так-то это и просто оказалось, сильно мешала «броня», но и без неё тоже нельзя. Интересно, как я так быстро перелез через неё в первый раз, хотя, можно ли назвать «перелезанием» то, что было – проверять не хотелось бы. Тихо спустившись на другой стороне, я огляделся – никого. Решил не бежать, так как это могло бы привлечь ко мне лишнее внимание, а бег для собак как красная тряпка для быка, тем более для дурных собак. Площадь решил пересекать, не скрываясь и не прижимаясь к стенам домов, так как был шанс, что из-за угла меня мог поджидать неприятный сюрприз. Дошёл до Ленина, пока всё хорошо, огляделся – никого. Следующим ориентиром выбрал частный дом с забором, как показала практика, заборы очень даже способствуют сохранению целостности организма. Где-то недалеко прозвучали выстрелы, судя по всему из охотничьего оружия, и ужасный визг животного, скорее всего собаки. Вскоре после этого я услышал и звук машины, похоже грузовика. Видимо идёт зачистка, так как никаких других звуков я не слышал – все попрятались, даже легковые машины не ездили. А вот и мой родной подъезд. Когда бы я ещё так радовался зассаному подъезду на съёмной квартире – а поди ж ты.