Марта Кетро - Только и разговоров, что о море

Рамона не заметила её замешательства и продолжила экскурсию:

– Здесь у нас раздевалки с отдельными кабинками.

Фэй увидела довольно широкие двери, внутри помещался шкафчик для одежды, очередное зеркало и банкетка. Она прикинула, что, пожалуй, сможет там переодеться, не ударяясь локтями о стены.

– Из каждой можно пройти в персональную душевую.

Фэй представила, сколько же это должно стоить – возможность не бегать голой на глазах у других женщин была только в дорогих клубах.

– К услугам гостей бар со свежевыжатыми соками, белковыми коктейлями и травяными чаями. Хотите зерновой батончик, мисс Гейз?

Фэй не хотела.

– В зависимости от абонемента вы можете взять в месяц восемь индивидуальных уроков у преподавателя или пойти на групповые занятия. Вип-условия предусматривают возможность посещения любых групп в неограниченном количестве – у нас ведь не только танго, но и латина, и даже рок-н-рол, список я потом покажу. Кстати, в клубе есть массаж и СПА, для разных абонементов их услуги либо предлагаются с большой скидкой, либо бесплатны. А теперь давайте посмотрим, у кого из наших учителей есть свободные часы в этом месяце. – Рамона подвела её к своему столу и вывела на монитор расписание. – Смотрите: Линн, Том, Николай, Джошуа.

Фэй разглядывала фотографии стандартно симпатичных парней не старше тридцати пяти и чувствовала себя немножечко в борделе. Попыталась вспомнить имена, которые называла Амалия.

– Ну, может быть…

– Я вас не тороплю, – остановила её Рамона. – Такие решения принимаются при личной встрече. Сейчас вы можете с ними познакомиться, а потом обсудим ваш абонемент… С кого начнём? О, привет, Том!

Фэй оглянулась на вошедшего, и в груди у неё заныло.

– Мне всё равно, – ответила она.

После пятиминутных бесед с темнокожим Джошем и белобрысым Линном Фэй была готова сбежать. Трудно вынести момент, когда стандартно-лучезарная улыбка на симпатичном мужском лице сменяется лёгкой паникой. Парни быстро брали себя в руки, но Фэй успевала увидеть их разочарование и тревогу: не просто богатая курица пришла растрясти жопу – тут ходячая проблема явилась. С какой стороны к ней вообще подступиться? И заниматься наверняка не будет, знаем мы таких.

От встречи с Николаем она отказалась, но из вежливости пришлось поговорить с Томом – в конце концов, они уже столкнулись нос к носу, неловко показывать, что он её не заинтересовал.

Фэй вошла в ярко освещённый зал, увидела зеркало и поморщилась. Том неторопливо встал, подошёл к стене и отключил часть ламп:

– Если вам так спокойнее.

– Я…

– Вы боитесь и смущаетесь, я знаю. И знаю, чего вам стоило прийти. Почему вы решились?

Неожиданно для себя Фэй ответила правду:

– Я увидела Кирогу…

– О, это многое объясняет. Но вы ведь понимаете, что пройдут годы, прежде чем вы обретёте такую лёгкость? И это будет трудно.

– Вы меня нарочно хотите отпугнуть, чтобы не возиться?

– Я бы мог просто отказаться.

Фэй поняла, что против обыкновения внимательно смотрит ему в лицо. Она старалась не разглядывать людей, тщетно надеясь, что и они не будут на неё таращиться. К тому же не любила считывать их мысли на свой счёт, замечать насмешку или отвращение. Но этот парень оставался абсолютно спокойным. Бледный, со старомодной стрижкой и дурацкими усишками, он походил не на спортсмена, а на настоящего наёмного танцора, какого-нибудь коварного испанского жиголо из старинного чёрно-белого фильма. Но в глазах его читались только дружелюбное внимание и, пожалуй, любопытство.

– Не буду скрывать, мне интересно. Вы для меня серьёзная задача, Фэй.

Она хмыкнула:

– Что ж, я подумаю! – И повернулась к выходу.

– Буду ждать вас, Фэй, – прозвучало ей в спину.

«Надо же так любить деньги!» – Фэй всегда прятала смущение за цинизмом.

Рамона протянула ей несколько листочков:

– Вот все наши предложения, но я бы посоветовала этот вариант. Вы оплачиваете восемь индивидуальных занятий в месяц, а к концу этого срока определяетесь, хотите ли продолжать. Цена будет чуть больше среднемесячной, но если потом решитесь, мы вычтем эту сумму из стоимости годового абонемента.

Фэй кивнула и пообещала перезвонить.

Идя к машине, она ещё не знала, будет ли заниматься. Но внезапно поняла, почему так заныло в груди, когда вошёл Том: несмотря на странный устаревший имидж, он был чертовски, чертовски красив.

Фэй, конечно, не влюбилась – к сорока трём годам она прекрасно научилась не влюбляться. Пожалуй, это было её важнейшее психологическое достижение, наработанное за жизнь: никаких иллюзий! никаких ожиданий! никакого трепета на пустом месте! А влюблённость складывалась именно из этого – показалось, размечталась, возбудилась, и опаньки, спелое сердце падает к ногам очередного парня, ласково взглянувшего на толстуху, ударяется об асфальт, трескается, забрызгивает ему брюки жиром и кровью, все вокруг в ужасе, всем противно, всех тошнит, мейделе плачет…

Мейделе? Откуда вылезло это словечко? А, ну да, тётушка Жюдит, папина старшая сестра, которая умерла лет пять назад, – она одна так называла Фэй. Это слово пришло из её еврейского детства, перекочевало в детство племянницы, но там не прижилось. Фэй злилась и требовала не придумывать дурацких кличек, и без того хватало поводов чувствовать себя странной, ещё и это. А тётушка Жюдит качала головой и говорила:

– Мейделе-мейделе, однажды ты пожалеешь, совсем скоро никто не назовёт тебя так.

Мама Фэй как-то услышала и всполошилась:

– Ты имеешь в виду – тебя не станет? Не говори так, Жюдит!

– Нет, – рассмеялась тётушка. – Меня-то само собой, но совсем скоро не станет мейделе. Девочка вырастет и убежит из детской, превратится в девушку, а потом в женщину, и никто больше не назовёт её мейделе, никто не узнает в ней мою маленькую принцессу.

«Скорей бы, – пожала плечами двенадцатилетняя Фэй. – Скорей бы стать взрослой».

Детство Фэй не было несчастным, но она всё равно ждала, когда оно закончится. Ребёнок ничего не решал, по крайней мере в их семье. У него не было воли, выбора, прав, ничего такого, что могло бы облегчить жизнь.

– Зато у тебя нет обязанностей, Фэй. Ты просто ходишь в школу и делаешь, что говорят, об остальном заботимся мы с папой и отвечаем за всё тоже мы.

Мама искренне считала, что это честные правила, но Фэй могла бы с ней поспорить.

Она всегда была большой девочкой. Родилась весом в одиннадцать фунтов и уже в три месяца обычная коляска стала ей тесна. Фэй быстро развивалась, раньше своих ровесников начала переворачиваться на живот, отрастила первые зубки, встала на четвереньки, а потом поползла. Педиатр говорил, что это нормально – толстые младенцы всегда опережают тощих. Миссис Гейз страшно радовалась, она хотела иметь успешного ребёнка, лучшего во всех отношениях, самого красивого, самого умного и талантливого. Зря она, что ли, вышла за еврейского мужчину – от них получаются хорошие дети. А красоту дочь должна унаследовать от неё. Фэй и правда вышла прекрасная, с золотыми кудрями, серыми глазами и огромными щеками, которые были видны со спины. Когда она катила по улице, важно восседая в коляске для близнецов, никто не оставался равнодушным. Прохожие останавливались, указывали друг другу на её чудесные щёки и смеялись; никто не верил, что малышке всего полгодика, она выглядела более взрослой и развитой. Мама молилась, чтобы так оставалось всегда.