Мария Банзимир - Сапфир

– Я, это… хотел бы сегодня другое изучить – уверенность вдруг куда-то делась. Он не мог обманывать старика.

Библиотекарий поправил очки:

– А что бы ты хотел почитать?

– Я хотел бы изучить техническую характеристику «Сапфира», если можно конечно.

Старик удивился:

– А зачем тебе, ведь диагностика только через три дня после исполнения шестнадцати лет учениками вашего класса, а я могу дать эти материалы только диагностированным техникам, тем, кто посвятит этой профессии всю свою последующую жизнь на благо сообщества.

Максим смутился, но только на миг, затем как можно беспечнее ответил:

– Да бросьте, вы же знаете, что я одинаково хорошо разбираюсь во всех профессиях, диагностика просто формальность. Уверен, Магистр предложит мне самому выбрать.

Библиотекарий улыбнулся. «А ведь этот малец прав, он чертовски одарён!». А вслух сказал:

– Ну ладно, может ты и прав. Я и сам когда-то читал об этом,…только ты уж сам, идти долго – девятый стеллаж третья полка снизу.

Мальчик уже ринулся внутрь, только слышно было, как срабатывают датчики движения и включаются светильники у него по пути.

Следующие часа три жаждущий знаний мозг мальчика скрупулезно изучал несколько томов технической истории «Сапфира». Взгляд его задерживался то на одном чертеже, то на другом, пока наконец он не нашел что нужно. Оказалось, что «Сапфир» водружён на нечто напоминающее столбы, спуск вниз находился только в одном из таких столбов, однако цифры нумерующие столбы были стерты химическим раствором, от страниц исходил еле заметный аммиачный запах. «Что ж, значит надо проверить их все» – подумал мальчик. Вдруг, одна из книг упала на пол. Максим быстро поднял её, а раскрывшаяся страница на секунду приковала его взгляд. На ней была помещена фотография главного проектировщика СЖК с подписью – Емельян Рамской. Человек на снимке был как две капли воды похож на него самого. Возможно, что это его далёкий предок. Мальчик пожал плечами. Его мозг был занят другим, он обдумывал план действий…

Квадратный коридор вентиляции, опоясывающий «Сапфир» невообразимым количеством ответвлений был достаточно просторным для десятилетнего мальчика. (Впрочем, все жители «Сапфира» были худощавы). Максим ползая по нему, смог проверить за последние сутки два «столба», однако оба они были монолитными, никаких отверстий и даже намеков на них внутри этих столбов не было. Максим повернул назад, как вдруг ощутил небольшую вибрацию, секундой позже он понял, в чём дело – граждане по какой-то причине торопливо двигались над коридором, всего в паре метров от мальчика. «Странно, что там происходит?» – подумал он, и решил поспешить. Вскоре он уже аккуратно спрыгнул из вентиляционного люка в одном из подсобных помещений фабрики одежды, взялся за ручку тележки с новенькими акриловыми комбинезонами, и, не привлекая внимания, с деловитым видом покатил тележку по коридору. И тут же чуть не наехал на пожилого гражданина, быстро шагавшему ему навстречу. Его поношенные биопротезы противно щёлкали в коленях. «Мышечная атрофия нижних конечностей» – зачем-то услужливо выдала Максиму память – один из пяти наиболее повторяющихся диагнозов за последние пятьдесят лет.

– Куда катишь? – бесцеремонно заорал гражданин – быстро в Экклессию, общий сбор!

Максим бросил тележку и побежал за ним. Пробираться по внутренним коридорам Сапфира пришлось долго, мальчик только однажды приостановился, увидев стеклянные стены оранжереи с прилипшими к ним листьями шпината. Догадка мелькнула в его голове как искорка. Надо будет обязательно проверить оранжерею. А пока что нужно было поторапливаться. Он вновь прибавил шаг, пока не влился в поток людей, следующих уже по просторному арочному коридору, ведущему в Экклессию. Мальчик отметил для себя что-то необычное в поведении всегда спокойных и дисциплинированных граждан сообщества. До него то и дело долетали обрывки фраз: «Будут судить со всей строгостью…», «Это возмутительно, так ей и надо…».

Просторное овальное помещение Эклессии было ярко освещено. Плотные ряды скамеек были заняты уже людьми в соответствии с табличками на скамьях и аналогичных наклейках на комбинезонах, указывающими возраст граждан. Первые ряды занимали 50 —летние, последние десятилетние граждане, более молодые граждане до этого возраста проходили, первичный этап взросления в закрытых комплексах северной части «Сапфира». В целом, присутствовали все восемьдесят тысяч человек. Максим тут же плюхнулся на скамью, где уже сидели его сверстники, по их растерянному виду он понял, что они тоже не в курсе причин общего собрания, поэтому ничего спрашивать не стал, а лишь наблюдал за происходящим.

Ожидание прервал щелчок, после которого раздался синтетический голос, заполнивший все пространство.

– Граждане приветствуют магистра!

Все молча встали в благоговейном почтении, когда по центральной дорожке между скамеек медленно прошествовал магистр внутри строя вооруженных клерухов. Магистр в алой тоге, довольно бодрый для своего возраста старичок, взобрался на кафедру, огладил оставшиеся у висков седые волосы, поправил очки и начал говорить, обращаясь к гражданам:

– Граждане! Сегодня утром произошло событие столь вопиющее и безобразное, что возникла необходимость общего нашего сбора для обсуждения наказания подсудимой.

Магистр сделал знак рукой, клерухи тут же убрали занавесь, слева от кафедры и взгляду присутствующих предстала женщина, сидевшая на скамье подсудимых. Это была Тамара Гладски!

Многие ахнули, по Экклесии разнёсся шепот, однако магистр постучал специальным молоточком по столешнице кафедры, и вновь установилась тишина. А он произнес:

– Подсудимая, встаньте! Эта женщина проникла на медицинский этаж и попыталась самостоятельно воспользоваться автоматической системой воспроизводства, нарушив при этом установившиеся веками статьи Кодекса. Давайте же вспомним, что гласит закон!

Знакомый синтетический голос услужливо продекламировал:

– Статья 10. «Женщина имеет право участвовать в воспроизводстве только с одобрения совета генетики и при удовлетворительном прохождении диагностических тестов». Статья 13. «Гражданам сообщества запрещается проникать в медицинский корпус по воспроизводству под страхом публичного остракизма…»

Магистр щёлкнул пальцами по панели управления, встроенной в столешницу кафедры, голос умолк, а сам он продолжил:

– Нарушение сразу двух статей Кодекса – тяжкое преступление. Уважаемая Экклессия должна принять решение о назначении наказания. Закон суров, но это закон!

Тамара стояла, опустив глаза и судорожно теребя наклейку со своим именем на комбинезоне. Только при последних словах резко подняла голову и посмотрела на сограждан, будто ища сочувствия. Её прическа растрепалась, губы дрожали от волнения, она тяжело дышала. Взгляд её пробежался по толпе слева направо и наоборот: кто-то отводил глаза, кто-то смотрел презрением, лишь только её зеркальные копии, «сёстры», сидевшие в левом крайнем углу, с глазами полными влаги, с пониманием, сочувствием и одновременно со страхом встретили её взгляд.