Олег Новокщёнов - Amystis

Впрочем, эта победа была последней в череде удач. Вскоре Иоанн Грозный скончался, а пришедший к власти после недолгой подковёрной борьбы прагматичный временщик Борис Годунов отправил воеводу в отставку. Попытки апелляций, направленных в адрес Андрея Щелкалова, ещё более ухудшили дело и привели к высылке князя Василия в родовое имение. Лишённый возможности дуэлировать Скопин пристрастился к мужицким кулачным боям, экстремальному туризму и дегустации собственноручно приготовленных условно-ядовитых корейских блюд. Но эти забавы всё же казались ему слишком безопасными, а потому совершенно не удовлетворяли его аппетиты, взращенные на привычке стоять перед целящимся в упор противником. Пристыжённый письмами из столицы Василий Фёдорович запирался в своём кабинете и работал над изобретением какого-то диковинного оружия, состоящего из совмещённых в единый механизм шести пищальных стволов. После нескольких лет работы князь вышел из кабинета, сияющий от осознания величия собственной мысли – смертоносный агрегат был готов. Попрощавшись с женой и сыном, Скопин приступил к испытаниям. Зарядив один из стволов, он раскрутил замысловатое орудие и, перекрестившись, размозжил себе голову. Так в 1593 году была изобретена «русская рулетка».

Супруга Василия Фёдоровича Елена Петровна Татева-Скопина-Шуйская нисколько не удивилась произошедшему и даже не была опечалена смертью мужа. За долгие годы совместной жизни она привыкла ко всему. Нет, первое время Елена искренне переживала, отговаривала Василия от смертельных поединков, устраивала истерики; но затем, когда муж раз за разом неизменно возвращался живым, она прониклась священным трепетом перед необъяснимым сбоем теории вероятности и стала воспринимать происходящее как чудо. В конечном счёте, чудо приняло характер обыденности и ощущалось ею как нечто само собой разумеющееся.

Вообще, Елена Петровна жила достаточно странной жизнью, и скорее не по причине своего характера, а по воле обстоятельств. Например, она совершенно не занималась домашним хозяйством, отвечая на вопросы подруг: «Боже мой, ну как я могу ужины готовить, когда Вася беспрерывно стреляется! Вот как-то вышиваю перину, а сама думаю: с кем я спать на ней буду? Некрофиличка я что ль?». Неудивительно, что Елена вскоре совершенно разлюбила мужа, но не изменяла ему по тем же причинам – её манила перспектива скорого и весёлого вдовства. Она постоянно думала о том, как, получив скорбное известие, вскинет руки в порыве притворного горя, что наденет на панихиду, кого пригласит на поминки, какой из подруг будет плакаться о своей нужде, а с какой строить планы на вечер, и, в конце концов, как она закатится на Ибицу, когда закончится вся эта кутерьма. Так в ожидании и прошли десятилетия её замужества. Когда же, наконец, желанное событие случилось, ни радоваться, ни горевать не было уже ни сил, ни желания.

Елена Петровна была женщиной редкого ума, а потому почти сразу поняла, что жизнь её прошла впустую и не будет больше ничего. Исправлять ошибки было поздно, признавать их – стыдно, раскаиваться – глупо. И тут она решила пойти по пути самоосмеяния и довести свою жизнь до полного абсурда. Проведя не один день в бесплодных размышлениях, однажды вечером она вдруг встала с кресла, потушила сигарету, расхохоталась и начала действовать. Впрочем, её действия носили весьма странный характер и скорее напоминали бездействие. Елена Петровна стала изображать ожидание чего-то, о чём она не хотела никому говорить. Она постоянно интриговала подруг многочасовыми телефонными разговорами, намекала знакомым, и вообще всем своим видом показывала – вот-вот что-то случится! В результате она опутала себя сетями сплетен такого невероятного масштаба и настолько шокирующего содержания, что ни одна из юных придворных барышень-тусовщиц не могла тягаться с почтенной вдовой опального воеводы. Подобные интеллектуальные забавы доставляли Елене Петровне истинное наслаждение, и она вскоре поняла, что на склоне лет наконец обрела себя.

Елена Петровна была прекрасной матерью. Она нежно любила своего сына Мишу, и потому не принимала в его воспитании никакого участия. Она вообще старалась не показываться ему на глаза. Ребёнок, заваленный игрушками и не принуждаемый ни к чему, рано осознал вульгарность подвижных игр на природе и приступил к самообразованию. Как известно, самообразование имеет ряд очевидных и неоспоримых преимуществ перед общеобразовательным бездельем, но также оно содержит в себе многочисленные ловушки и капканы для лишённых академичной педантичности детских умов. Не один пылкий юноша, склонный к наукам, помешался на почве самосовершенствования, так и не достигнув половой зрелости. Но не таков был молодой князь Михаил – человек, разрушивший общепринятые представления о начальном образовании.

Перед нами одно из скудных свидетельств начала жизненного пути М. В. Скопина-Шуйского – зелёная ученическая тетрадка с учебным планом на ближайшие пять лет, заполненная нетвёрдой рукой садовника и надиктованная князем (в десятилетнем возрасте он ещё не умел писать):

Первый семестр – этикет.

Второй семестр – этикет, этикет и ещё раз этикет.

Третий семестр – педагогика; методика преподавания.

Четвёртый семестр – чтение; языкознание; письмо; каллиграфия; криптография.

Пятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма».

Шестой семестр – математика (зачёркнуто); арифметика (зачёркнуто); счёт. Седьмой семестр – релятивистская физика (пометка: сдана досрочно).

Восьмой семестр – история; философия; история философии; философия истории.

Девятый семестр – прочие гуманитарные дисциплины; языки.

Десятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма» на английском языке.

Неизвестно, был ли выполнен этот учебный план, однако появившийся при дворе в пятнадцатилетнем возрасте князь Михаил произвёл всеобщий фурор. Казалось, что он прибыл в Москву не из глухого рязанского села, а прямо из лондонского Орлеанского клуба или из английского Royal Society.

Слухи и сплетни, окружившие молодого князя и, очевидно, доставшиеся ему в наследство от матери, никоим образом не проливают свет на его детство. Помимо вышеприведённого учебного плана к раннему периоду жизни Скопина-Шуйского можно отнести лишь два документа. Первый – сообщение хорватского богослова Юрия Крижанича, жившего в середине XVII в. в России и интересовавшегося данной проблемой. Он упоминает о том, что князь Скопин в детстве был восхищён трактатом некоего Ф. Санхеса. Причём совершенно неясно, какой трактат и какой именно Санхес имеется в виду. Наиболее распространены две версии. Одна связанна с именем Франсишку Санхеса (1550–1623), португальского врача и философа, жившего во Франции и написавшего в 1581 году трактат «Почему ничего нельзя познать». Другая версия популярна в меньшей степени. Она указывает на испанского иезуита и казуиста Фому Санхеса (1550–1610), написавшего по поручению римской курии «Беседы о святых узах брака», предназначавшиеся для служителей церкви и запрещённые ею же по причине содержания вольных и богомерзких подробностей. Второй источник – листок бумаги, на котором рукою Скопина-Шуйского написано: «Ветеран Первой мировой войны рядовой Престон, вернувшись с фронта сильно контуженным, потерял память и реагировал только на слово „Бомбы!“». Смысл записи остался неясен для потомков.