Олег Новокщёнов - Amystis

Служба царю Димитрию началась для Михаила экпедицией в Никольский монастырь, куда новоиспечённый великий мечник вылетел в начале июля 1605 года. Марфа была престарелой ушлой интриганкой, нисколько не изменившейся за время опалы. Напротив, её мстительность и подозрительность вызывали опасения многих царедворцев. Теперь, когда её власть многократно увеличилась, и она могла движением одного мизинца сослать любого боярина (включая и великого мечника) в Тобольск, связываться с ней откровенно боялись. Возможно, поэтому никто из высших сановников не решился явиться пред её очи, и в Никольский монастырь был отправлен молодой князь. Который, к его чести, нисколько не смутился, а, приняв дежурный коктейль «два коньяка – два перно», смело сел в самолёт и полетел производить на царицу «должное впечатление». Организовав представительский кортеж, он буквально покорил забывшую о почестях Марфу и в совершенной степени расположил её к себе. Разговорив инокиню за бокалом вина, он первым узнал то, о чём остальные только догадывались. По возвращении Михаил сообщил лидеру оппозиции, своему родственнику князю Василию Ивановичу Шуйскому, что сидящий на престоле царь – самозванец. Когда Василий Иванович, потрясённый проницательностью племянника, спросил, каким образом Михаилу удалось обхитрить старуху и выведать её тайну, великий мечник ответил: «Только внешнее и поверхностное долго таится в душе. Самое глубокое скоро выходит наружу».

Вооружённый знанием об истинной природе царя Димитрия, Василий Шуйский начал действовать. Его план был прост: возбудить ненависть к самозванцу, а затем либо свергнуть, либо разоблачить его. Но разоблачён оказался сам князь Василий. 22 июня 1605 года он был арестован и вскоре приговорён к казни. Опалам и арестам подвергся весь клан князей Шуйских, за исключением Михаила. Это свидетельство крайнего расположения Лжедмитрия к Скопину-Шуйскому вызвало небезосновательные подозрения современников. Общеизвестно, что новый царь являлся содомитом, а возвышение молодого и красивого князя, тем более поклонника драматургии Оскара Уайльда, должно было иметь некие скрытые причины. Да и новоучреждённая должность великого мечника была явно двусмысленной. Кстати сказать, доказательств гомосексуальной связи не нашлось, а после превращения Скопина-Шуйского в национального героя и спасителя отечества никто никаких доказательств уже не искал; это и понятно, кому хотелось быть спасённым «грязным извращенцем»?

Вопрос о сексуальной ориентации Михаила Скопина-Шуйского дискуссионный. Существуют многочисленные за и против. Сам князь на прямой вопрос одной из знакомых заявил: «Полюбить самого себя – вот начало романа, который продлится всю жизнь». В возрасте, когда юноши исписывают целые альбомы стихов, посвящая их своим возлюбленным, Миша тоже писал стихи, но несколько иного содержания. Вот несколько дошедших до нас образцов его поэзии, характеризующих падение нравов при дворе Лжедмитрия:

Или ещё:

Только ценой колоссальных внутренних усилий и многолетней мучительной борьбы князю удалось преодолеть отвращение к браку. Женитьба его была лишена ореола романтики – Михаил просто дал объявление в брачную газету: «Молодой, обаятельный интеллектуал-алкоголик без средств ищет собутыльницу без вредных привычек наподобие рукоделия, умения готовить, вести хозяйство и пр.». На удивление, такая особа нашлась, но в свете потрясших страну катаклизмов брак не сыграл в жизни Скопина никакой роли, поскольку сразу после венчания он отбыл на фронт.

Дело в том, что 17 мая 1606 года Лжедмитрий был убит в результате хитроумного заговора. Главой заговора был всё тот же Василий Иванович Шуйский, незадолго до этого помилованный царём по делу об организации первого заговора. Свергнув «треклятого еретика», Василий Иванович объявил себя защитником православия от зловерия латинян и выставил свою кандидатуру на спешно созванный земский собор. Так как других кандидатур не было, а в работе земского собора принимали участие только москвичи, поддержавшие заговор Шуйского, то нет ничего удивительного в том, что царём был избран именно Василий. Новый патриарх Гермоген в целом соглашался с тем, что царь должен быть избран как можно скорее, но считал, что решение московского земского собора без мнения провинциальных делегатов будет нелегитимно. Поэтому он предлагал провести земский собор в формате интернет-конференции. Опасавшийся появления других кандидатов Василий отверг предложение прогрессивного старца. Результатом этого необдуманного поступка стала смута «по всей земле русской». Сначала в Самборе объявил себя вторично чудесно спасшимся царём Димитрием некто Михалко Молчанов, во время восстания укравший государственную печать. Затем от его имени на юго-западе России появился казачий атаман Иван Исаевич Болотников; как идейный сторонник разгрома Оттоманской Порты он всецело поддерживал Лжедмитриеву реставрацию. Тогда же на Волге объявился самочинный царевич Петруша. Вдобавок ко всему вышеперечисленному, права на московский престол предъявил польский король Сигизмунд.

Летом 1606 года главная угроза исходила от армии Болотникова. Разгромив полки Трубецкого и Лыкова, а затем и братьев Шуйских, он двинулся на Москву, по пути захватив Орёл, Болхов, Белёв, Воротынск, Калугу и Серпухов. Поддержанный венёвским воеводой Истомой Пашковым, а также рязанцами Ляпуновым и Сунбуловым, Болотников не видел препятствий для взятия Москвы. В этот критический момент Михаил Скопин-Шуйский стоял со своим полком на реке Пахра, защищая подступы к столице. Шансов удержать болотниковскую орду у него не было – к этому времени остальные воеводы либо бежали, либо были разбиты. Но князь решил стоять до конца. Дабы усилить боевой дух своих малочисленных воинов, Михаил распустил слухи, будто он неуязвим в бою. Ему удалось убедить солдат в том, что ещё в юности английский художник Бэзил Уорд написал его портрет, который чудесным образом принимает на себя все удары, наносимые Михаилу. Уверовавшие в чудо солдаты поклялись стоять насмерть. Более того, эти слухи дошли и до стана болотниковцев. Иван Исаевич, будучи человеком рассудительным и осторожным, решил не связываться со странным субъектом и, уклонившись от боя, прошёл к Москве другой дорогой.