Владимир Губский - Остров на болоте

Ещё одним, не меньшим удовольствием было – стрелять из малокалиберной винтовки по банкам. Отец, как бывший снайпер, обучил сына навыкам стрельбы, и Серёжа всегда любил и умел стрелять.

В марте шумно и весело проводилась на посёлке Масленица. Для этого любимого праздника Серёжа целый год собирал редкие в ходу монеты – копейки, на которые можно было покупать горячие блины. Один блин стоил одну копейку, и другие монеты к оплате не принимались. Блины выпекали в столовой и большими стопками выносили на площадь, где продавали всем желающим, а точнее тем, у кого имелись копейки. Тут же, на столах стояли и дымили большие самовары с горячим чаем. Серёжа приходил на праздник с полным карманом мелочи и весь день угощал друзей.

Народ веселился, играли гармонисты, ряженые из клубной самодеятельности развлекали публику, драчуны бились мешками, сидя верхом на узком бревне, лихачи пытались забраться на гладкий и скользкий столб, на макушке которого соблазнительно раскачивались новые сапоги. Повсюду шла торговля горячими пирогами, ватрушками, пончиками, петушками, баранками и хрустящими язычками. В начале праздника на площади непременно появлялись три конных богатыря. И, хотя доспехи у них были картонные, мечи деревянные, а парчовые накидки были сделаны из клубных штор, все взгляды собравшихся на площади были прикованы к ним. Богатыри казались настоящими, и было в этом что-то восхитительное, былинное, берущее за живое.

Древняя Масленица, всё тебе ведомо, всё-то ты знаешь. Время не властно над твоим очищающим огнём. Многие сотни лет ты пробуждаешь в народе силу, тысячу лет хранишь душу его. Так пусть же вечна будет эта неразрывная связь времён!

В два часа в клубе начинался дневной сеанс, и в кассу выстраивалась длинная очередь. Клубный киномеханик дядя Володя был другом отца, и потому Серёжа частенько поднимался к нему в будку, куда вход для посторонних был закрыт. В будке было всё интересно. Два больших проекционных аппарата, как два циклопа, стояли, склонившись, у своих амбразур. Когда внутри одного из них при сближении угольных электродов вспыхивала ослепительная вольтова дуга, циклоп открывал свой стеклянный глаз и выстреливал ярким световым лучом в белый экран. Горения электрода хватало ровно на одну часть, потом сгоревшие электроды заменялись новыми. Под каждым аппаратом стояло ведро с песком, куда сбрасывались угольные окурки. Серёжа помогал дяде Володе перематывать плёнку и укладывать каждую часть в отдельную жестяную коробку.

В шестом классе он записался в школе в кружок киномехаников, который вёл всё тот же дядя Володя, и после его окончания до десятого класса «крутил» на уроках разные учебные фильмы.

В зале медленно гасился свет, и сразу наступала тишина. В отличие от появившегося позднее электронного экрана телевизора белый экран на сцене обладал волшебной магией притяжения и присутствия чуда. Мальчишки не смотрели, они проживали жизнь вместе с героями.

По субботам после дневного сеанса добрая половина зрителей устремлялась в библиотеку. Меняли книги. Очередь на обмен книг была не меньше, чем очередь в билетную кассу на вечерний сеанс. Да, книги читали! Их зачитывали «до дыр», замусоливали, как церковные библии, о них говорили, их обсуждали. Их было трудно купить. При этом книжные магазины ломились от книжного мусора, выпускаемого Политиздатом.

Серёже было девять лет, когда в последний день весны у него появился младший брат. Поскольку родился он вскоре после полёта Гагарина, то с выбором имени проблем и сомнений не возникло – конечно, Юра. Роды у мамы были тяжёлые. Серёжа ничего не знал, но отца срочно вызвали в родильное отделение, где до этого работала, а теперь истекала кровью его жена. К ночи отправили в Колокольск дрезину. Через три часа из районной больницы приехал опытный врач, и до утра в окнах роддома горел свет. Пришедший под утро отец сообщил, что опасность миновала.

От дома до больницы было рукой подать – метров двести, и через неделю в сопровождении своих друзей-соседей Серёжа сам нёс своего маленького брата домой. Отыскалось на чердаке легендарное оцинкованное корыто, в котором когда-то привезли самого Серёжу, и уже через год Юра плескался в нём на улице возле дома.

В детстве всё бывает впервые: впервые встал на ноги, впервые сломал игрушку, впервые испытал боль, впервые потерялся в толпе – всё впервые.

Когда мама отправила Серёжу в магазин за хлебом и дала с собой рубль, Серёжа впервые принял самостоятельное решение и вместо хлеба купил за рубль игрушечный самолёт – модель первого пассажирского лайнера. Придя домой, он показал игрушку матери, но её реакция удивила Серёжу. Мать стала ругать его за то, что он оставил всех без хлеба и принёс в дом какую-то ненужную вещь. Она отправила его обратно в магазин и велела сдать игрушку. Серёжа не стал возражать, он и сам уже понял, что напрасно купил этот самолёт.

В маленьком промтоварном магазине, где работала тётя Тоня, продавалось много всего интересного: игрушки, разные инструменты, сельскохозяйственный инвентарь, лампочки, керосин и многое из того, что было необходимо в хозяйстве. Появившегося на пороге Серёжу с самолётом в руках тётя Тоня встретила улыбкой. Она сразу всё поняла, и рубль вернулся обратно.

Хлеб Серёжа принёс.

Через месяц судьба вновь привела его в магазин к тёте Тоне. На этот раз ему приглянулся большой и тяжёлый колун, которым он хотел облегчить труд отца, коловшего дрова простым хозяйственным топором. Топор этот часто вяз в толстых сучковатых поленьях, и Серёжа видел, как мучается отец, раскалывая их. Выложив перед отцом ценную вещь, Серёжа удовлетворённо шмыгнул носом и произнёс:

– Вот!

– Что это? – не понял отец.

– Это тебе…

– Вот спасибо, сынок, за заботу, – качая от удивления головой и взвешивая на ладони вещь, произнёс отец. – И чего мне теперь с этим делать?

– Дрова будешь колоть, – разъяснил Серёжа назначение принесённой им вещи.

– Да… Тяжёлый.

Отец продолжал взвешивать в руке железяку:

– И сколько же она стоит?

– Рубль, – сообщил Серёжа, присматриваясь к реакции отца.

– Значит, рубль…

Отец на несколько секунд задумался, прикидывая, что такую железку он, пожалуй, и так где-нибудь сможет раздобыть, а рубль…

– Ты вот что, сынок, – начал он, стараясь как-то мягче объяснить сыну мысль, – отнеси-ка ты его тёте Тоне обратно. Скажи, что у отца уже есть такой, а ты не знал. Она возьмёт. А в другой-то раз лучше сначала спроси, прежде чем что-то купить. Понял меня?

– Понял, пап. Ну хорошо, я отнесу.

Серёжа вернул тёте Тоне не пришедшийся ко двору колун, и больше подобных случаев не повторялось.

Невысокий штакетник разделял палисадники дома. У самой стены, где цоколь имел небольшой выступ, штакетник обрывался, оставляя небольшую щель. Это был тот самый лаз, который позволял попадать к соседям, не делая длинный обход по улице. Надо сказать, что подобные лазы, свидетельствующие о добрых отношениях с соседями, были широко распространены в прежние времена как на Руси, так и в Малороссии. Серёжа часто пользовался таким «проходным двором», чтобы навещать своего соседа – старшеклассника Женю.