Дарья Близнюк - Над маковым полем

Теперь тёмно-пепельный сумрак как нельзя лучше соответствует ситуации и позволяет глубже проникнуться откровениями, глубже копнуть в прошлое.

– Я Мэрилин Монро, и меня ждёт особенная судьба. Единственной преградой, мешающей достигнуть всеобщего обожания, является отвратительная фигура. Я никак не могу избавиться от лишних килограммов и желания съесть что-нибудь калорийное. Смородиновый пирог. Хрустящую жареную картушку с грибами. Ароматную солянку с лимоном. Глазированный сырок. Я устала терпеть и постоянно ущемлять себя. У меня нет сил передвигаться. Я стала часто падать. Голос сделался тусклым и слабым. Кожа растянута и суха. Я уродлива. На меня никогда не посмотрят как на красивую сексуальную женщину. Никто не захочет увидеть мой миленький клитор. Облизать мой миленький клитор. Кончить на мой миленький клитор. Мне никогда не попасть на обложку гёрлжурнала! – срывается на рыдания Монро. – У меня нет груди! У меня нет ресурсов бороться с раздражающими уговорами и нотациями «Скушай то, скушай это». Меня считают полной дебилкой и розовой пустышкой, а я живой человек, который просто хочет попасть на обложку журнала, чтобы его любили и гордились! – уже вовсю распускает слюни Мэрилин так, что они заполняют её рот и мешают ворочать языком.

– Люди выглядят красиво, когда здоровы и полны жизнелюбия… – осторожно начинает Андерсен.

– Да отстань ты от меня! – рявкает девушка, размазывая сиреневые тени.

– О’кей, пупсик, ты пока очухайся, а я соскребу инфу о себе, – поёт Купидонова улыбка. – Я Бог любви, и моя миссия – дарить малышам покой. Дарить малышам тепло. Дарить малышам ласку. Если сказать по-простому: я наркодиллер, – смело завершает фразу Купидон, и, к его удивлению, не сталкивается с осуждающими взглядами или библейскими заповедями. Все действительно относятся друг к другу одинаково. – Что ж, – продолжает он, – мои немного странные повадки достались мне от дорогого доброго папочки, который очень меня любил. Очень-очень, – горячо произносят его пухлые губы. Если бы снимали фильм, то определённо взяли бы их крупным планом. – Он так пылко любил своего ангельского мальчика, что не мог удержаться и не… – сохраняя интригу, делает паузу блондин, – вставить ему. – Губы так близко прижимаются к камере, что проглатывают её.

В следующем кадре умещается Дали.

– Я даже не знаю, что это… сказать, что ли, – втягивает сопли, – я просто смотрю телевизор. Нравится, когда иллюстрируют рекламу. Когда много бутылок Колы, – уточняет он и внезапно останавливается.

На этом его исповедь завершена.

Безмолвие смешивается с кефирным туманом, забиваясь во все углы и крепко связывая компанию. Мы, думает Андерсен, поколение тех, кто мастурбирует на шприцы, дрочит на плазму, кончает на глянцевые журналы и поклоняется меланхоличной классике. Тех, кто спускает деньги на шмотки и выпивку, кто прожигает свою молодость, но где-то в глубине своей маленькой банальной души желает обрести независимость и стать здоровой личностью.

1 1 Turn on, tune in, drop out (Включись, настройся, выпадай) – фраза доктора Лири, превратившаяся в девиз сторонников употребления психоделиков.

Turn on, tune in, drop out

Невероятно, но пятиглавая банда умудряется заночевать в Андерсеновой шкатулке. На ум сразу же приходит сравнение с детской байкой «Теремок», только в её конце звери строят более большой просторной дом, а наши герои даже не подумывают увеличивать свои хоромы. Втискиваются на экспрессивно смятой кровати, делят между собой разваливающийся диван и прекрасно проводят ночь. Наутро набивают животы тем, что находят в холодильнике. То есть прокисшим молоком, твёрдым хлебом с колбасой и сухими хлопьями.

Купидон совершает акт благородства и, словно фокусник, неведомо откуда достаёт для Лоха и стрелу, и лекарство.

Лох зависает в вертикальном параллелепипеде туалета, добавляя новую точку в свою коллекцию, а потом залипает перед зеркалом, запачканным то ли слюнями, то ли зубной пастой, то ли спермой.

Мэрилин, несмотря на слабость, отправляется в магазин за весами, проклиная всех парней за их непроницательность.

Дали уже возится с компьютером, устанавливая любимую игру.

В такой веренице мелочей и проскачил бы пасмурный осенний день, но Купидон решает развлечь своих компаньонов – конечно, без их ведома и, тем более, разрешения – и развлечься сам.

Молодой гуманист, не выдерживает столь скверного зрелища, в котором маленькие ребятишки морят себя скукой, поэтому, вылив остатки молока в поцарапанные кружки, принимается химичить. Выудив из кармана целлофановую упаковку и вытряхнув на ладонь несколько пилюль персикового и бирюзового цветов, делит их на пять порций, после чего маленькие кругляшки плюхаются в млечный напиток.

По истечению пары минут препараты растворяются полностью, и Купидон входит в тесную комнату, прижавшись спиной к дверному косяку. На нём привычные горчичные штаны и розовая рубашка.

– Дамы и господа, прошу вас освободить бокалы, – гордо оглашает он, несмотря на то, что никаких бокалов не держит.

Вялая молодёжь устало принимает подношение и без вопросов вылакивает коровий дар. Только Мэрилин отрицательно качает головой. Предвидя эту ситуацию, белоснежный красавец незаметно протягивает даме таблетку со словами «Для сжигания жира, мисс», и ладонь махом пустеет.

– Спасибо, – смачно срыгивает Дали, возвращая кружку.

– Не за что, пупсик мой, – причмокивает Купидон.

Услышав эту фразу, Лох ревностно и грустно обводит парочку взглядом, но, вздохнув, ничего не говорит. Свою порцию Купидон опрокидывает в желудок вместе со всеми и сейчас уже прислушивается к возникающим ощущениям. Интрига так и светится в его лукавых глазах, но вскоре её сменяет вспышка озарения.

Он вдруг отчётливо осознаёт, что вовсе не является человеком. Вся его текущая размеренная жизнь представляла собой сплошную иллюзию и самообман. Один долгий эфемерный сон, что может развеяться от любого чиха или хлопка. Никакого Купидона никогда не существовало. Всё материальное было придумано им самим. Тем, кого никогда не было. Следовательно, реальность тоже теряет свои права. Удивительным образом предметы рассыпаются на мелкие яркие молекулы, едва отличимые частицы. Красными, жёлтыми, зелёными искрами взлетают к потолку стулья. Ворс ковра, словно горстка песка, кружится в воздухе. Протёртые занавески лёгкой метелью улетучиваются в небытие. Комната несётся в музыкальном хороводе, закручивается в эпицентр Абсолюта. Пол, на котором лежат пятеро ненастоящих тел, скрюченных в позе эмбриона, превращается в пыль. Всё стремительней и стремительней тает жизнь, стираются отпечатки, и Земной шар превращается в мячик для минигольфа, падающий в бездонную лунку. Дух вытворяет такие виражи, словно катается на американских горках без ремня безопасности. Безумный танец сливает их в одну огромную фигуру, сцепляя между собой конечности, объединяя тела, и когда их глотает беззубый рот Чёрной дыры, становится ясно, что в туннеле вращается только отрезанная по локоть рука. На каждом пальце возвышаются головы, напоминающие древних славянских идолов.