Евгений Грушко - Любовь на краю мира

Пацанчик с ожогом на шее изучал мобильник Константина, сидя в автомобильном кресле. Он уже начал ощущать себя хозяином смартфона, и с его лица не сходила довольная улыбка. Остальные столпились вокруг него. Все были рады трофею, хоть он и достался не им.

– Смотрите! – вдруг выкрикнул «дышок».

Все поглядели в ту сторону, куда он указывал. По трубе шёл Константин. Пацанчик убрал смартфон в карман и крикнул:

– Эй, «терпила», тебе что, мало?

Костя спрыгнул на землю и с угрозой в голосе произнёс:

– У кого мой нож и мобильник?

– Иди домой! Пока в состоянии ходить!

Константин оглядел толпу. На него смотрели уже другие взгляды: удивлённые и опасливые. Никто не ожидал, что он придёт сюда.

– Не узнаю у кого – поломаю всех, – сказал он. – Отловлю поодиночке.

– Ни хера себе, ты борзый! – усмехнулся пацанчик и встал. – Ты, может, чего попутал? Или тебя ещё раз выключить?

– Я всё равно отловлю каждого. И каждого поломаю.

– Ты чего о себе возомнил? Да я тебя и один уработаю!

Пацанчик снял куртку и бросил её на кресло.

– Серёга, дай ему пару «хлёсток»! – выкрикнул «дышок». – А то совсем берега попутал!

– Ну, ты сам напросился, – сказал тот и грозно посмотрел на Костю.

Он был уверен в своих силах, поэтому позволил себе подурачиться: он поднял руки, встал в боксёрскую стойку и пару раз прыгнул из стороны в сторону выше, чем требовалось. Компания засмеялась. Константину же было не до шуток: колени его тряслись, в руках была слабость, а в голове – остатки тумана. Он не смотрел в глаза сопернику, а внимательно следил за его движениями. Тот прыгал, изображая боксёра-любителя, а потом приблизился и дёрнул пару раз плечом, пытаясь напугать. Но Константин не стал медлить – и ударил ногой. Стопа воткнулась в грудь пацанчика, и тот упал. Удар произвёл эффект.

– Ни хера себе! – вымолвил кто-то из зрителей.

– Серый, ты чего разлёгся? Давай вставай! – крикнул «дышок».

Серёга поднялся. На его лице уже не было улыбки, и взгляд наполнился злобой.

– Ну, падла! – произнёс он и бросился на соперника.

Костя отступил. Кулаки засверкали перед его лицом, и вновь удары обрушились вспышками. Опять сотрясения, опять искры! Опять привкус в носу! И звон, звон! Он замахал руками в ответ. Кулаки проваливались в воздух. Но вот кость встретилась с твёрдым, руку пронзила боль! А потом вновь пустота… Противник упал.

Никто не проронил ни слова. Константин тяжело дышал. Серёга сел, вытер разбитый нос, посмотрел на испачканную кровью ладонь и произнёс:

– Ну, сука, молись!

Он нащупал кусок арматуры и поднялся. Константин попятился.

– Что, приссал? – проговорил Серёга.

В его глазах было что-то животное, трусливое… и оттого опасное.

Он махнул палкой – её конец пролетел рядом с лицом Константина. Потом он замахнулся ещё, и Костя кинулся вперёд, закрываясь рукой. Железный прут опустился на кисть и плечо. Руку обожгло. Но Константин всё-таки ударил Серёгу, и тот повалился на спину, выронив арматуру. Костя сел на соперника. За жжением пришло онемение. И он впечатывал удары только правой рукой. Он бил, бил. И хотел вбить голову соперника в землю. Брызнула кровь. Серёга закрыл лицо руками, но Константин продолжал бить и стискивать зубы. А потом он услышал рычание, и только через мгновение понял, что это рычание издаёт он сам. Злоба захлестнула его так, что он уже не мог остановиться.

– Э! Валим его! – выкрикнул кто-то.

Толпа бросилась к Константину, но он схватил арматуру и вскочил на ноги. Лицо его было перекошено от гнева, и во взгляде появилось что-то зверское. Все остановились.

– Ну, кто первый?! – выкрикнул Костя и махнул грозным оружием. – Кто?!

Никто не двинулся, тогда Константин посмотрел на Серёгу и выкрикнул:

– Мобильник и нож!

– Да пошёл ты, – сказал тот.

Костя размахнулся и ударил. Арматура впечаталась в землю рядом с головой пацанчика.

– Мобильник и нож! – повторил Константин. – Не то покалечу!

Он замахнулся, чтобы действительно ударить.

– Ладно, ладно! – выкрикнул Серёга и добавил: – Сука, забирай!

Он достал смартфон.

– Нож! Где нож?! – Константин кричал, потому что охваченный яростью говорить он попросту не мог.

– Да он у Губы, – сказал кто-то.

Костя оглядел толпу. Кто-то смотрел на него со страхом, кто-то со злобой, но у некоторых он прочитал во взгляде уважение.

– Он домой ушёл, – ответили ему на незаданный вопрос.

Константин взглянул на соперника. Разбитые губы, разбитый нос, и всюду кровь: кровь на лице, на руках, на траве. Серёга тяжело дышал, из его рта вырывался пар. От переносицы под глаза уже растекались припухлости, изменяя очертания лица, делая его уродливым. И вдруг Костя испугался всего того, что натворил. И ему стало стыдно за то, как бил и как рычал. Он сунул мобильник в карман и пошёл прочь.

– Вообще псих, – услышал он за спиной, вот только тон был скорее уважительный.

Арматуру Константин выкинул, когда подходил к своему району.

Стыд за содеянное прошёл быстро, и на смену ему пришло чувство собственного достоинства и стойкое убеждение, что завтра он обязательно найдёт Губенко.

Но чем ближе он подходил к своему дому, тем меньше ощущал радость, так как предстоял разговор с матерью.

Костя тихонько провернул ключ в замке, вошёл в прихожую и прислушался. В гостиной тикали часы, в кухне гудел холодильник. Матери дома не было.

«И хорошо, – подумал он. – Хоть не придётся ничего объяснять. По крайней мере, сейчас».

Он повесил куртку на вешалку, снял кроссовки и прошёл в ванную.

В зеркале он увидел своё отражение. Лицо выглядело устрашающим: под глазом уже чернел синяк, на щеках темнели размазанные пятна крови. Костя высморкался, и бурые капли оросили эмаль. Потом он открыл кран и сунул ладони под струю, в слив раковины устремился грязно-розовый поток. Сморкаться было больно, и вновь появился специфический привкус в носу. Болела переносица, болели губы, и разбитые пальцы плохо слушались.

Когда он вышел из ванной и прошёл в свою комнату, то вновь увидел отцовский взгляд. Он смотрел на него с фотографии, что стояла в рамке на столе. Она очень нравилась Косте, отец на ней получился таким, каким был в жизни: уверенным и сильным. В форме капитана третьего ранга он стоял на палубе родного эсминца, а позади него бушевало море. Волны были такой величины, что казалось, они вот-вот разобьются и зальют палубу. Но отец держался рукой за фальшборт и улыбался.

Он всегда говорил, что мужчина должен быть сильным. И когда он был рядом, любые трудности оказывались всего лишь задачами, которые нужно было решить. Жизнь была простой и светлой. И казалось, что всё будет хорошо.

Ещё отец говорил, что нельзя давать спуску тем, кто пытается унизить тебя. Но вот Константин отстоял честь, а на душе всё равно было скверно. И ведь не из-за ушибов и ссадин! И не из-за того, что отцовский нож был в чужих руках. Хотя эта мысль ему была очень неприятна. Он не понимал, что с ним происходило, но к горлу подступил ком, и наворачивались слёзы. Это чувство иногда посещало его. В такие минуты ему становилось очень одиноко. И ему хотелось уехать из дома куда-нибудь подальше.