Евгений Грушко - Любовь на краю мира

– Вера Петровна, поножовщина – это когда есть ножевые ранения, – сказал физрук.

– Значит, устроил бы! – не унималась та. – Я двадцать лет в школе, но чтобы такое! Нину Васильевну довели до приступа, теперь за меня взялись!

– Губенко, кто начал драку? – спросил директор.

– Кирилл Андреевич, поверьте, я ни при чём, – сказал Губа таким тоном, будто говорил абсолютно искренне. – И вообще я ничего не видел.

– Вот, пожалуйста! – сказала завуч. – Уголовники!

– Так! – директор стукнул ладонью по столу, – Вера Петровна, почему вы ещё не на уроке?!

Он указал на Губенко.

– И вообще, отведите его в медпункт!

– Медсестры же всё равно нет, – растерялась завуч.

– Пусть тогда подождёт её в коридоре!

Губенко встал, зажимая нос рукой.

– Ну ты мне ещё ответишь, – тихо произнёс он, проходя мимо Константина.

Тот ухмыльнулся и сказал:

– Отвечу, отвечу.

Когда Губенко и завуч вышли из кабинета, директор посмотрел на Костю.

– Я не пойму, чего ты всё лыбишься? – спросил он.

– Потому что мой нож лежит на вашем столе.

– Значит, ты подтверждаешь, что нож твой?

– Подтверждаю.

– И что обманул завуча и вызвал с урока Губенко? Что подкараулил его с ножом?

Константин опустил взгляд, такая постановка вопроса совсем его не радовала.

– Ты понимаешь, что тут вызовом родителей не отделаешься? – спросил директор.

Костя прекрасно это понимал.

– Ты у меня не только из школы полетишь, ты у меня на зону поедешь! – продолжал директор.

– Кирилл, подожди с зоной, – сказал физрук и обратился к Константину: – Костя, давай по-мужски. Скажи, за что ты ему вмазал?

– Я хотел вернуть нож, – ответил тот. – Это подарок отца.

– Значит, нож был у Губенко? Это он на тебя с ним пошёл? – спросил физрук.

Константин молчал.

– Ну что ты молчишь? Ты что, не понимаешь, что это в корне меняет дело?

Костя хорошо это понимал, но он не хотел обвинять Губенко в попытке устроить поножовщину.

– Я к нему претензий не имею. И он, думаю, ко мне тоже.

– Зато мы имеем! – выкрикнул директор. – Такие претензии, что мало не покажется! Всё! Выйди и подожди за дверью!

– Нож верните.

– Пошёл вон!

Когда Костя вышел в коридор, то обнаружил, что его здесь ждали Лопухов и Татьяна.

– Ну чего, Костян, что сказали? – спросил Дима.

Константин сел на корточки и прислонился к стене.

– Я тебе говорю, ты вообще красава! – продолжил тот. – Как надо разукрасил Губу! Уработал – будь здоров! Он теперь надолго запомнит!

Константин молчал, а Лопухов, чувствуя вину за вчерашнее, хотел как-то поддержать друга:

– Костян, чего ты скис?

– Слушай, Лопух, что ты у меня над душой стоишь?

– А что?

Константин закрыл глаза. И Дима понял, что сказал лишнее и почувствовал себя ещё больше виноватым.

– Ну ладно, – сказал он, – скоро звонок. Я погнал переодеваться.

Когда он ушёл, Татьяна спросила:

– Костя, что там решили?

– Шла бы ты тоже! – проговорил он, не открывая глаз.

– Что ты мне грубишь? – сказала Татьяна.

Костя поднял взгляд.

– Да это вообще не твоё дело!

– Лопухов сказал, тебя побили толпой. И забрали вещи. Это правда?

– Лопухов – базарная баба!

– Ну как знаешь! – Татьяна пожала плечами и вошла в кабинет.

Это произошло так неожиданно, что Костя ничего не успел сказать. Он встал, но входить в кабинет не решился.

Потом он ходил по коридору и ждал, но через пару минут всё же не выдержал и вошёл в приёмную. Здесь за столом работала секретарша, Костя тихонечко приоткрыл дверь в кабинет.

Татьяна стояла перед Кириллом Андреевичем и говорила:

– Ведь вы директор школы, а не надзиратель. Ваша работа – учить людей, воспитывать, а не наказывать. Вы же понимаете, что этот нож для Кости – не оружие, а подарок отца. И он хотел его вернуть. Он не собирался никого резать. И не порезал.

Секретарша отвлеклась от работы и посмотрела на Костю.

– Мальчик, закрой дверь. И подожди в коридоре, когда тебя вызовут, – сказала она.

Когда Татьяна вышла от директора, Константин сидел на корточках возле двери. Он встал, но Таня бросила на него сердитый взгляд и ушла. Следом за ней из кабинета вышел физрук.

– В общем, считай, что тебе объявили устное предупреждение, – сказал он. – Скажи спасибо Татьяне. А нож я тебе после уроков отдам.

Вскоре прозвенел звонок. Дверь распахнулась, и с радостным криком выбежал мальчуган. За ним поспешили его одноклассники. И только потом в рекреацию стали выходить девочки. Началась перемена. И вновь школьные коридоры наполнились гулом и визгом. И вновь мелюзга носилась по рекреациям.

«Получается, что Татьяна заступилась за меня, – думал Константин. – Но зачем? Почему она это сделала?»

– Да она просто влюбилась в тебя! – сказал Лопухов после того, как Костя ему всё рассказал.

– Думаешь?

– Конечно! Иначе зачем ей тебе помогать?

На следующем уроке Костя наблюдал за Татьяной. Он вглядывался в неё, надеясь найти ответ в её глазах. Но она, то смотрела в учебник, то писала в тетради, изредка переговариваясь с Элей Киселёвой. Только один раз она посмотрела в его сторону, но встретившись с его взглядом, тут же отвела глаза. И ему показалось, что было в них что-то большее, чем просто взгляд одноклассницы. Потом, на перемене, когда они вместе с Лопуховым были за территорией школы, в окне второго этажа он увидел Татьяну, которая, как ему показалось, наблюдала за ними. И только на шестом уроке всё встало на свои места.

Они писали контрольную по алгебре. Учительница ходила по классу и следила за тем, чтобы никто не списывал, и вдруг обратилась к Татьяне:

– Снигирёва.

Но та не ответила. И тогда Костя оторвал взгляд от тетради и увидел, что Таня смотрит на него так пристально, будто силится что-то прочитать в его глазах.

– Снигирёва! – повторила учительница.

Татьяна будто очнулась и посмотрела на неё.

– Ты уже всё решила? – спросила Ирина Сергеевна.

– Нет, – ответила Татьяна и вернулась к решению задачи.

– На носу конец года, а что у тебя на уме?

Таня ничего не ответила. Она взяла ручку и принялась писать в тетради, но Костя заметил, что её щёки покрыл румянец. И ему всё стало ясно.

«Она действительно влюблена в меня! – подумал он и вдруг обрадовался. – Как же так? Таня Снигирёва! Такая серьёзная и ответственная! Такая умница! И влюбилась в меня?!»

– Александров, – обратилась учительница к нему, – может быть, ты уже всё решил?

– Нет, – ответил он.

– Тогда нечего так улыбаться. Скоро звонок.

Но ему уже было не до контрольной. Он посмотрел в окно… и то ли оттого, что солнце выглянуло из-за облаков, то ли потому, что воробьи расчирикались, словно сумасшедшие, но он почувствовал, что уже наступала весна, и на душе у него сделалось празднично.