Никита Божин - К вершинам

Народ медленно грузился в автобус, залезая аккуратно, опасаясь поскользнуться и упасть. Полоса препятствий нечищеных тротуаров уже позади, но от скользких, накатанных подходов к транспорту опасности чуть ли не больше всего, и уже не одна старушка поломала себе здесь самую разную кость, пытаясь с наскока залететь в заветный автобус.

– И что за недоумка такая, – думает Федор Васильевич, – на наш рейс куча народа и пару автобусов, а на прочие желающих ехать нет, транспорта в избытке. Да ведь такое уже продолжается не один десяток лет, сколько помню.

Федор Васильевич, как человек неусидчивый и упорно стремящийся к совершенству, давно бы уже придумал что-нибудь с автобусами, перераспределил транспорт, и рейсы ходили бы с максимальной эффективностью, но, увы, не он начальник муниципального пассажирского автотранспортного предприятия, а потому изменений не предвидится, разве что в худшую сторону со временем.

– К парку-то, вон, по два человека ездит, а на маршруте восемь автобусов, а тут-то… – вздумал жаловаться один дедушка с хитрым прищуром, на что получил возражение, мол, едешь дед, сидя – не стоя, тому и радуйся. На том вопрос о гармонии в движении общественного транспорта закрыт на сегодня, далее пассажиры ехали молча с лицами, полными грусти и задумчивости. За окном кружил мелкий снег, в автобусе становилось жарко от толпы людей, их частого дыхания, что было даже немножко приятно. Автобус медленно как огромный кашалот плыл по улицам, перебираясь через препятствия из снега, ямок и припаркованных как попало у обочин машин.

Наконец автобус достиг нужной остановки, еще не конечной, но Федор Васильевич вышел здесь. А впрочем, он жил рядом, к чему ему ехать до конечной? Что отсюда, что оттуда идти – разницы никакой. Сквозь еще более нечищеные улицы он пробирался сугробами к дому непечатным словом поминая начальника коммунальной службы и всех причастных. У дворов тем временем все почищено, каждый сам себе навел порядок, но в общем масштабе улицы прилично занесены, а снегоуборочные машины сюда заезжали не регулярно, обычно, когда уже людьми все убрано.

Благо, у своего двора Федор Васильевич почистил снег еще вчера с утра, и на пространство рядом с домом приятно глянуть. Хорошо, что днем еще сильный снег не пошел, а то бы уж и завалило все снова.

На улице быстро темнело, зажигались первые фонари, от окон стелился теплый свет по белому снегу. С улицы одно удовольствие наблюдать за аккуратными фасадами частных домиков, где почти у всех моргают гирлянды, украшающие ели или развешанные по окнам. Красивая иллюминация подсвечивается большими уличными фонарями, что горят один через два, а с высоты медленно падают редкие искристые снежинки. Темная ночь, и уже вот-вот будет зимнее солнцестояние, но и без этого сейчас тянулись самые долгие ночи. Морозы держались крепкие – последние три недели минус 20 по Цельсию днем не воспринимались как что-то пугающее. Необратимо далеко осталось теплое лето, да и до нового – не скоро. Лишь собаки завывали в округе, наверное, тоскуя по более теплым временам.

Федор Васильевич вошел в дом, который он сам переделал едва ли не с нуля. Оставшийся от родителей сруб оказался еще неплох, но очень мал, и планировка не самая лучшая: сплошные проходные комнаты, огромные залы и крохотные спальни. За свою жизнь здесь Федор Васильевич сделал большую перепланировку, выстроил две пристройки, новую кухню, перекрыл крышу, поменял трубы, провел воду, сделал капитальный ремонт и кроме того построил сарай, гараж и новый подвал. Сам же он выковал новый палисадник жене, устелил двор плиткой, обустроил вид, украсив дом изящными фонарями и фигурками из дерева; установил хороший и высокий забор с воротами. Собаке и той будку такую сладил, что умей другие собаки завидовать недвижимости, непременно бы облизнулись, глядя на «постройку». Все в доме доведено до простого бытового совершенства, а сам Федор Васильевич по-прежнему полон сил и желания трудиться. Он вошел в дом с удовольствием, ощущая радость от возвращения. Его ждала семья, всерьез гордившаяся отцом и мужем, особенно в пример прочим мужикам, где у каждого водился изъян. Да, пожалуй, Федор Васильевич считался самым примерным мужчиной – порядочный семьянин, работящий, с «золотыми» руками, грамотный в делах. Настоящий мужик – сильный, умелый, честный, добрый, серьезный и исполнительный. Он жил не зажиточно, но достаточно, чтобы семья не голодала и не чувствовала нужды. Достойный человек возвращался к себе домой.

Где-то далеко от этого простого городка в сверкающих кабинетах, упиваясь собственной глупостью и непроходящим желанием выдумать и сделать что-то до ужаса ненужное, заседали депутаты, министры, чиновники, советники, первые лица страны. Советы держали. Они ничего не умели, но очень любили говорить и улыбаться. Среди них артисты, музыканты, клоуны, танцоры, спортсмены, проходимцы, толпа случайных людей, а также дети и любовницы особо важных людей и еще какие-то совершенно непонятные граждане. Ни одного профильного человека не было. Не зная, какую бы глупость предложить да что бы сообразить нового, чего только не делали, как вдруг стали обсуждать новости. Наверное, это от безделья, ведь очевидно, конкурс на самый глупый закон закончился. Выслужиться перед самым высшим начальством хотел каждый, да уж не знал как.

И вот сидели первые лица и обсуждали вести. Всюду повторяли что-то сложное, непонятное и запутанное. Где-то в дальних странах, которые никто не мог показать на карте, говорили сложные слова как «социальное», «субсидии», «развитие», «технологии», планеты какие-то в космосе зачем-то называли. Это все пустое. Десятка три министров, самый умный из которых умел считать столбиком и знал два последних десятилетия истории страны, являясь, между прочим, профессором биохимии, предложил идею, что надо бы к новому году стране подарок сделать, порадовать людей, да показать какие мы умные, сильные и вообще впереди всей планеты и других планет из космоса.

Но как народу угодить, чем порадовать? Все вроде дали, а им, «собакам», все мало. Нет, денег давать не будем, а то еще напьются на Новый год как бесстыжие морды и будут валяться в снегу и навозе. Ну уж нет. Стране нужен моральный подъем, нужен герой! Но чем удивить, чего дать? Своих идей нет, а значит, давай слушать новости да заимствовать идеи у коллег из любых других стран, благо на глобусе их не сосчитать как много.

«Предновогодняя распродажа там-то» – не годится, и так цены хороши, Новый год же на носу. «Бесплатное обследование всех желающих на современных аппаратах в том-то городе» – совсем бред, кому это надо? «Вручены призы участникам…» – нет, нет, тем более нет, что это вообще за дурацкие призы? «Ученые такого-то университета открыли/разработали» – о нет, еще чего, наука и так нам дорого стоит, так, далее: «В зоопарке родились тигрята» – ну, полная чушь. «Усовершенствована система социальной зашиты и поддержки населения такой-то страны, она стала более гибкой и…» – что эти слова значат? «Вручена ежегодная премия по литературе» – у нас и национальных премий хватает, наверное, зачем очередные делать, эти литературные кружки сами там себе пусть решают премии свои. Нет, все не то, все какое-то непонятное и разбросанное, нет конкретики, нет дела государственной важности. «Альпинист такой-то страны покорил вторую непреступную в мире вершину. Начав путь всемером, группа профессиональных альпинистов, до этого покорившая такие-то и такие-то вершины, преодолела один из сложнейших и непреступных пиков. Теперь в мире осталась единственная вершина, самая сложная и опасная из официально непокоренных точек. Еще никто не поднимался на нее, нога человека туда не ступала. Это последний пик на земле, где не бывали люди. Но покоривший вершину альпинист заявил о намерении взять и самый сложный пик. Наверное, никто больше на это не способен. Годы тренировок и…». Лица министров застыли в окаменевших гримасах. Они переглядывались, открыв рты. «Вот же оно, братцы, то, что нужно. Мы покорим эту вершину».