Аля Карамель - Гоэн

Владимиру Белкину, координатору новых игроков, было, по-видимому, некогда обрабатывать письма-заявки желающих разделить этот интеллектуально-денежный пирог. Чтобы перепоручить эти хлопоты кому-то ещё, Владимир набрал первый попавшийся телефонный номер из письма.

Лерин номер.

Августовским вечером в доме Максимовых раздался телефонный звонок. Лера почувствовала, как сама судьба, по выражению известной писательницы, берёт её своей тысячепалой горстью. Владимир немного колебался, выбирая команду для Леры. Поскольку она уже закончила школу, в юношеской играть уже было поздно, а для «взрослой» она не подходила – несовершеннолетняя… В итоге, Белкин продиктовал Лере десяток телефонов и имён, попросил связаться с ними и организовать команду. Пакет с регистрационными бумагами Клуба и описанием отборочного процесса придёт обычной почтой на адрес Леры. С этими словами он отключился.

И понеслось.

Вокруг Леры образовалась команда, в которой, кроме неё и студентки второго курса филфака МГУ Екатерины, все знатоки были мужчинами около сорока лет, взрослые, прямо скажем, дяденьки. Команда вошла в московский клуб «Афина», в котором на тот момент уже было больше двадцати команд.

Это было прекрасное, безвозвратно ушедшее время: тренировки под руководством самого Владимира Молчанова 3 3 Владимир Константинович Молчанов (род. 18 января 1961) – игрок «Что? Где? Когда?», двукратный обладатель приза «Хрустальная сова», вручаемого лучшему игроку (Википедия). в квартире у одного из игроков в доме на Садово-Черногрязской, известном каждому москвичу по приметному книжному магазину; телефонные отборочные туры; уютные московские чемпионаты; фестиваль «Что? Где? Когда?» в славном городе Днепропетровске; наконец, съёмки передачи «Брейн-ринг» в Останкино – десять программ за четыре дня, по две в будние дни и по три в выходные…

Последние она помнила особенно отчётливо – на один из этих четырёх дней пришёлся её восемнадцатый день рождения… В этом возрасте многие друзья-ровесники находились в тревожном, одиноком поиске себя; и Лера не была исключением. Но здесь, в клубе, она была среди единомышленников. «Это моё племя, я с ними одной крови!» – думала она о своих товарищах по игре. Те два года, которые связывали её с командой под руководством Вадима Калачёва, те семьсот тридцать дней, что она провела в чудесном калейдоскопе, имя которому Игра, стали ярким воспоминанием, драгоценной жемчужиной, которую Лера хранила всю жизнь. Когда на третьем курсе института Валерия по семейным обстоятельствам покинула команду, она продолжала «болеть» за ребят по телевизору. Было отрадно, что их команда «Китай-город» выбралась в высшую лигу, хотя состав слегка поменялся и пришли люди, с которыми Лера не была знакома…

Спустя годы Валерия наткнулась на профиль в соцсетях одного из своих товарищей по команде, списалась с ним. Повспоминали турниры, поездки, фестиваль «Рубиновые звёзды», организованный, как следует из названия, Александром Рубиным 4 4 Александр Аврамович Рубин (род. 9 мая 1961, Днепропетровск) – игрок «Что? Где? Когда?» с 1983 года. Играл в лучшей команде за 30 лет клуба «Что? Где? Когда?» (капитан – Алексей Блинов) (Википедия). . Повеселились, придумывая, как бы мог называться фестиваль в честь каждого из членов той команды. В своём профиле новообретённый Лерин товарищ воссоздал историю команды, восстановил хронологию событий и совместных лет, и последующих, что прошли уже без Леры. Многие участники команды давно переехали из России: кто-то делает состояние в Кремниевой долине, кто-то наслаждается жизнью в окружении детей и внуков на озере Гарда, кто-то выращивает виноград на Ниагарском полуострове. Неисповедимы пути! Лера была рада этому неожиданному привету из прошлого, и ещё несколько дней пребывала под впечатлением, листая страницы онлайн-дневника своего давнего знакомца.

В жизни случаются такие моменты, когда словно делаешь стоп-кадр и навсегда запечатлеваешь в памяти увиденную картинку. Таня именно так запомнила день, когда мама забирала её из больницы. Прямо в майские праздники, накануне второй университетской сессии, у Тани обострился аппендицит. Хирург, склонившийся над ожидающей наркоза пациенткой, распространял настолько плотные алкогольные пары, что интерн (а может, хирург, просто молодой), ассистирующий на операциях, не выдержал:

– Юрий Михайлович, простите, но вы не можете оперировать! Позвольте мне!

«Интерн» – имени его Таня не запомнила – справился с задачей на удивление хорошо. Вскоре её выписали, и вместе с мамой они поехали домой. Сидели друг напротив друга, трясясь в полупустом дребезжащем трамвае. Мама задремала. Солнечные лучи скользили по её волосам, по безмятежному лицу, по обнажённым плечам, по вздымающейся груди под лёгким платьем, по пыли, висящей в воздухе салона. У Тани захватило дух: она словно видела перед собой картину Боттичелли! Это был последний раз, когда она помнила маму здоровой.

…А потом были обследования, биопсии, рентгены, томографии, бесчисленное количество анализов, очереди, очереди, очереди… Одна больница, другая. Ремиссия, рецидив. У мамы обнаружился тот же вид рака, от которого когда-то сгорела её собственная мать. Агрессивный. Безжалостный. Самым страшным испытанием для Тани была невозможность облегчить маме болевой синдром. Таблетки не помогали, а препараты, содержащие морфин, было сложно, почти невозможно получить. К тому моменту, когда Таня приносила маме спасительную таблетку, нужно было сразу же начинать добывать следующую – обивать пороги, скрестись в двери, звонить, унижаться, заискивать, манипулировать, угрожать, молить, врать…

Таня помнила, что в это страшное время рядом с ней была мамина сестра, тётка Наталья, и двоюродный брат Виталик. Они делили невесёлые хлопоты по уходу за мамой, по организации лечения и по облегчению её состояния. А вот где был папа? Он вроде бы жил дома, уходил утром на работу, а вечером приходил домой. Но ни в больницах, ни в поликлиниках, ни в кабинетах чиновников здравоохранения, распределявщих квоты на сильнодействующие обезболивающие препараты, Таня не могла вспомнить отца.

…Когда усталый санитар вынес растерянной Тане оставшиеся от мамы вещи, она рассеянно приняла их и на негнущихся ногах побрела домой. Пропажу крестика на золотой цепочке, который всегда, сколько помнила Таня, был на маминой шее, она обнаружила не сразу. А когда обнаружила, не размышляя ни секунды бросилась обратно в больницу. Влетела в приёмный покой, потребовала вызвать того санитара. Он вышел к ней: те же усталые глаза, безразличный взгляд. Не видел, говорит.