Яна Варфоломеева - Дневник хорошей девочки

Впервые мысль о том, что я что-то делаю не так, пробралась в голову еще до свадьбы, в Новый год, во время обмена подарков.

Я подарила ему роскошные дорогие часы: элегантные, но с элементом спортивности, таким, как я видела его. А он подарил мне блокнот-еженедельник и подвеску на браслетик Pandora. От коробки отклеился желтый ценник, он купил его в отделе распродаж.

Это был тот момент, когда обоим неловко, а я улыбалась, как идиотка.

Хоть я часто и была дурой, но не тогда. Я поняла, что он просто сэкономил на подарке мне. Но дело было не в стоимости. Обиднее было понимать, что он даже не задумался о том, чтобы это был подарок, который меня порадует. Он выбрал то, что никак не могло мне понравиться: я не пользуюсь еженедельниками, а браслеты с подвесками не носила к тому моменту несколько лет.

Я все еще тупо улыбалась, смотрела на него и на подарок и не знала, что и делать.

– Как тебе часы?

– Супер! Спасибо, – он радостно застегнул их на запястье.

– Я не пользуюсь еженедельниками. И тот браслет уже не ношу, ты не знал?

– Ой, ну тебе не угодишь, как обычно!

– Ладно, проехали.

Он меня не любил. Добавляя это значение в уравнение, сразу все становится понятным и логичным.

Я видела сон: я с удовольствием ела спелые, сочные, зимние вишни. Деревья были без листьев, но усыпаны красными плодами.

Сонник сказал – предательство, измена любимого человека.

В другом сне я стояла перед зеркалом и сделала ровный пробор посередине – развод и раздел имущества.

Вселенная словно предупреждала и оберегала меня.

Где было дно этого стакана? Я еще не испила эту чашу? Еще не все плоды предательства съела?

Я очень быстро нашла квартиру, чтобы не стеснять друзей.

Зашла за вещами к Денису, он стоял посреди комнаты, с пакетом.

– Ты как?

Я подошла к нему, уткнулась в грудь и зарыдала. Он не знал, куда деть руки и просто похлопал меня по спине:

– Ну-ну…

Он дал мне «Новопассит», усадил на диван, достал гитару и стал петь песню. Дурацкую, но его коронную. Я только помню, как он стоял с гитарой и пытался меня рассмешить.

Я слушала и улыбалась, хоть слезы и не думали останавливаться.

Начиналась моя совсем другая глава жизни, и с Денисом мы уже вряд ли будем так дружить.

Он ведь его лучший друг, мог приехать к нам на чай и остаться до ночи за разговорами на кухне. Как Денис воспринимает эту ситуацию?

Моя жизнь уже рушилась до самого основания.

Восемь лет назад. Мне было двадцать, я сидела в комнате общежития, залитой осенним солнцем.

Телефон запел песней «Мумий Тролль»:

«Здравствуй!

Еще раз, здравствуй!

Привет, красотка, здравствуй…»

«Мама звонит», – я взяла трубку.

– Привет, мамулечка!

Но в ответ я услышала голос Жени, брата:

– Ян, мама умерла.

Пустота, пропасть, застывший крик. Все как в звенящей тишине.

Вот я еду на автобусе туда, где был мой дом, где жила моя мама. Слезы. Ехать долго, шесть часов. За окном я смотрю на звезды. Снова слезы. Они просто льются, я уже их даже не останавливаю.

Потом вокруг было много людей, любопытные соседи, родственники были повсюду:

– Что случилось?

– Какая она молодая! Ну как же так?

– А как это произошло?

Сочувствующие:

– Держитесь, дети!

– Если нужна помощь, мы здесь.

Все эти хлопоты: морг, ЗАГС, оформить и оплатить похороны. Мне помогали мамины подруги, но без меня никак.

Смерть мамы стала не просто потрясением для меня. Она меня смела, как лавина, как страшная морская волна. Вот эта, которая так закручивает и несет в открытый океан. А там ничего, только соленая тишина и такой же огромный, как мир, страх.

Я потом всегда храбрилась, когда речь вдруг заходила о маме.

Эти вопросы так часто возникали, набрасывались из-за угла: «А мама у тебя где?»

«А с мамой часто общаетесь?»

«Что думает по этому поводу мама?»

Люди, у которых живы родители, наверное, не замечают, как часто их о них спрашивают.

Им не приходится сильно сильно сжимать кисть руки, чтобы перенести боль в другое место и не зареветь. И им уж точно не нужно натягивать улыбку и с фальшивым спокойствием говорить: «А у меня нет мамы, она умерла… Да нет, все в порядке, вы же не знали…»

Когда ее хоронили, я поняла, что такое настоящий кошмар: холодный, бесконечный, с повтором самых страшных моментов до бесконечности. И все это время в центре моя мама. В гробу. Как же так? Это как так получилось? Она не должна была там быть.

Все длилось так долго, будто время стало киселем.

«Поешь что-нибудь, Яна».

Кто все эти люди?

«Какая она молодая! Лежит, как живая…»

Все на нее пялились, я сама не могла отвести глаза. Я же ее больше никогда не увижу.

«Не смотри долго, потом начнет казаться, что она глаза открыла», шепнула мне на ухо соседка.

А мама уже лежала и смотрела на меня в упор.

Когда я проснулась на следующий день после похорон в нашей вдруг посеревшей квартире, я поняла, что могу пережить все.

Я просто смогла после этого жить, чистить зубы и есть.

А моей мамы больше не было.

Развод – это было больно, до самых оголенных нервов.

Но когда мне было двадцать, я похоронила маму.

Именно тогда во мне что-то сломалось навсегда. Я просто не могла уже чувствовать боль также, я сразу продумывала план выживания. Наверное, тогда было так невыносимо, что те нервы, те глубины, до которых добралась эта кипящая боль, оказались выжжены до основания. И теперь там ничего не осталось.

Я и сама удивилась, как быстро я мобилизовалась и шагнула прочь от своей заново разломанной, уже разводом, жизни.

Это даже пугало, если честно. Но вот так уж в моей жизни случилось, так моя психика спасалась.

Мама… как же мне тогда было… Это не передать. Я шла по улице, вдруг меня сгибало пополам, я садилась и выла. Я не была к этому готова. Оглушительный удар, и я в нокауте.

С братом мы перестали общаться, он впился в меня, как клещ, и постоянно требовал деньги, говоря, что я ему должна. Я была студенткой, как я могла содержать взрослого парня? И ведь я посылала ему деньги, помогала. Он стал моей большой проблемой. Я в шутку называла это «сестринский налог». Несмотря на разницу всего в два с половиной года, он всегда считал себя маленьким мальчиком. Пройдет еще очень много времени, когда после очередных его проклятий после моего отказа дать ему деньги, чтобы он промотал их с дружками, я окончательно скажу «Нет» и осознаю уже, что я не могу быть ему мамой. Что ему тоже нужно научиться жить без нее.

Мама болела, год она не могла ходить, но она пошла на поправку, врачи удивлялись ее воле. А потом она узнала, что ее мужчина, мой отчим, стал ей изменять. Это ее сломало.

– Мамочка, ты сильная, ты справишься, – успокаивала я ее в трубку. Что я могла знать об этом? В самый важный момент ее становления, мужчина предал.