Евгений Пинаев - Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга вторая

Но не слишком ли во многом я себя убеждаю, и есть ли правда во всей моей болтовне? Не знаю. Просто я полагаю, что не в состоянии говорить ничего другого, кроме правды, кроме того, что случилось…

Трудно сказать, как бы я поступил, не застань они меня врасплох. Я же не знал о пистолете. Быть может, рванул бы «быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла», а может, успей я нашарить камень, принял бы бой. Э, что теперь гадать, что было бы, если бы! А то и было бы. Засандалили бы свинцом, ежели не в грудь, то в ногу или ещё куда, а после всё равно ошмонали б, как цуцика. Только в ногу едва ли. Коли выстрел грянет, пуля летит: бац! У моста Гараев неживой лежит: «к дверям ногами, элегантный, как рояль». Они же, сволочи, или пугают, или убивают. Другого им не дано. А мне дано другое: попал в ощип – спасай пух и перья. Ну, хотя бы часть их. Такую часть, чтобы чуток опериться и взлететь на шесток, с которого виден свет в конце этого… туннеля, коли я оказался в нем по своей воле.

Потому-то я, отбросив сомненья, но не страхи, крался, сняв башмаки, крался короткими пробежками и припадал к земле, как Чингачгук или Оцеола, вождь семинолов: была бы возможность, снял бы скальпы и завернул в них бумажник и часы! Я не кровожаден, но довлела надо мною злоба дня. Я следовал, аки тать в нощи, за настоящими татями, так как уже пару раз отчётливо видел черные силуэты своих обидчиков.

Вдали зажглась и погасла спичка.

Я тотчас умерил прыть и двигался теперь, почти не дыша. Услышат – несдобровать. Ладно, что под ногами мокрая слежавшаяся листва и не хрустят ветки: я в носках – лёгок мой шаг, я без куртки и лёгок, как Демон, слетевший к царице Тамаре. Мне бы ещё его мощь, чтобы тут же, в роще, свернуть шеи бармалеям, покусившимся на святая святых моего кармана. Тем временем субчики миновали рощу, покурили в кустах, затем быстро пересекли улицу и юркнули в узкий проход между двумя участками. Выждав самую малость, чтобы обуться, я шмыгнул в ту же щель и подоспел к калитке, когда тёмное окно небольшого домика, сдвинутого в глубину сада, озарил желтоватый огонёк, заставивший меня наконец выпрямить спину.

Вот она, хаза! А что дальше?

Раздумывать недосуг, времени нет. Что у них на уме? Не знаю. И все равно не спеши, успокойся, закури сигарету и хорошенько взбодри извилины, сказал я себе.

Стоп, а где зажигалка? Я лапнул карман и облегчённо вздохнул: хоть она уцелела!

Сигарета навела порядок в мозгах, это хорошо, но вопрос по-прежнему стоял, как говорится, ребром: что предпринять? А что я могу? Не лезть же в хату с зажигалкой наперевес! Но что-то же надо делать… Что?! А что мешает плохому танцору? То-то и оно. Привходящие обстоятельства. Тяжёлые, как гири. Выше их не прыгнешь, даже если очень хочется скакануть козлом или хоть сереньким козликом: останутся бабушке рожки да ножки. На холодец с чесночком и горчицей. Э-эх!..

Извилины наконец шевельнулись и взбодрили серую начинку бестолковки: «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт в ментовку. Моя милиция меня бережёт? Обязана, чтоб её! У ней и лица розовы, и револьвер жёлт – пусть применит его на практике. Только где её искать? Гм, пойду направо, оч-чень хорошо!»

И я двинул направо, запоминая и выдерживая направление. Оно, как полагал, должно вывести к проспекту Победы, где я приметил мелькнувшее за окном трамвая заведение, соответствующее «привходящим обстоятельствам». Вроде и «розовые лица» топтались у входа. Пусть они и прыгают выше бомбошек.

Направление не подкачало и вывело куда надо: вот эта улица, вот этот дом, вот эта вывеска: «14 отделение милиции». Вери велл! Я постоял на крылечке и толкнул дверь: «Мыши спят – проверим кошек. Скорее, котов».

Появление мокрого и полураздетого, потерпевшего «в ночи крушение, крушение», не вызвало взрыва энтузиазма среди блюстителей законности и порядка. Во всяком случае, я не увидел на «розовых лицах» желания сказать мне: «Ес фройт михь зер, ирэ бэкантшафт цу махэн!» Я и сам не был рад знакомству с ними, но привходящие обстоятельства заставили пуститься в объяснения. Они выслушали и скуксились. Нет, поскучнели двое – старшина и лейтенант. Третий, молодой мильтоша с погонами рядового бойца, проявил интерес, но с вопросами не лез, предоставив инициативу старшим по званию. Те переглядывались, им, котам, кажется, вообще претила мысль о мышах. Я мог их понять. На улице мерзость. Морось превратилась в ливень, а в ментовке тепло и сухо. И дремлется хорошо возле печи в синих немецких изразцах. Однако служивые выслушали меня и стали держать совет.

Впрочем, рассуждал только лейтенант, а рядовой и старшина, лопоухий парень и лысый сорокот, вдумчиво следили за умственными потугами предводителя, ковырявшего шипишки на руке красивой финкой с наборной ручкой в виде женской ножки, обутой в туфельку на высоком каблуке. Им, при случае, тоже можно припечатать. Чулок на ножке был полосатым, из цветной пластмассы.

– Словесного портрета у тебя… Гараев, говоришь? Не получилось, – вздохнул лейтенант. – Что значит «мордовороты»? К примеру, старшина Кротов – мордоворот? Или вон… Петя Осипов?

Увы, ни тот, ни другой в мордовороты не вышли. Старшина смахивал на бухгалтера из утильсырья, субтильный Петя – на Ваню Курского из «Большой жизни». Куда им до тех амбалов, которых мог бы сыграть артист Борис Андреев!

Я поднапряг память, вспомнил кабаньи глазки одного и низкий, со странной хрипотой, голос другого бандита.

– Может, Хрипатый? – предположил старшина.

– И Резаный, – добавил рядовой. – Тот с пушкой не расстаётся. И то верно, что не всегда применяет.

– Неужто снова объявились? – усомнился лейтенант, изобразив пальцами шагающих людей. – Если бы Хрипатый поковырял парня ножом…

Я задрал свитер и показал спину.

– Ого! – Лейтенант оживился и вроде как залюбовался ею. – Выходит, явились, субчики, и снова испортят нам проценты в соцсоревновании. Придётся расстараться. Кротов, пойдёшь старшим. Осипов, разбуди Ляхова. Втроём справитесь. Возьмёте гадов – премия и благодарность в кармане: Резаного – помните! – САМ пасёт.

Были сборы недолги. Как поётся, а иногда и делается.

Мне дали старенький ватник, рядовой Петя сунул в карман тэтэшник, сержант Ляхов поправил кобуру, а старшина набил патронами барабан нагана. Мы тронулись в путь, держась покамест открыто и особо не остерегаясь.

Мы с Петей шли в авангарде, Кротов и Ляхов прикрывали тыл, но когда пришли, и я сунулся в сад, старшина осадил меня и оставил у калитки: «Поперёд батьки в хазу не лезь! Позовём, когда понадобишься». Ха, не больно и надо. Мне и здесь хорошо!

Я ждал и курил. В домике ни шмона, ни выстрелов. Наконец окликнули, но, к моему разочарованию, в комнате не оказалось «мышей». «Кошки» допрашивали старую беззубую «крысу». Та лениво огрызалась, пряча усмешку.