Бранко Хмелич - Дым. Рассказы

Тяжкие волны мутного в это время года Залива Сгинувших медленно перекатывались по сонной гавани… На город опускалась ночь.

* * *

…Итак, мир продолжал меняться, ничто в нём отнюдь не собиралось, судя по всему, возвращаться на круги своя.

И получается, что нужно жить в изменившемся мире.

А относительно снов – город в те времена я видел не так уж часто. Но бывало.

Как-то непривычно тихо стало в Масхарте с тех пор, как кончилось (пусть малой кровью, но большим позором) осеннее восстание. Тихо и тягостно… муторно как-то. Что сталось с тобою, Масхарт, городом Ветра, Гордый город? Всё здесь, кажется, если не спит, то готовится к долгому сну. Но при этом заранее ясно, что сон не принесёт успокоения, а скорее всего – и не сон это будет, скорее кошмар…

…И всё неуловимо изменилось. На базарах – привычное изобилие; да только и товар какой-то не тот: вроде с фальшивинкой, что ли; и народ базарный – что продавцы, что покупатели – непонятно с чего были злы, ругливы… не те.

Но главнее даже не это; главное – это смутное ощущение незримой, но почти физически ощутимой тени, повисшей над каждым из бесчисленных торжищ города. И ещё: появилось вдруг неведомо откуда множество странных людей: застывшие, как статуи, в полной неподвижности сидели они на изразцовых мостовых, неотрывно глядя прямо перед собой в какую-то им одним ведомую пустоту; и абсолютное безмолвие их таило в себе, казалось, скрытую угрозу.

Да и творилось повсюду много странного. Вот случай: рынок у Северной Башни (один из самых крупных). Торговец зеркалами – грузный, обычно весёлый и говорливый человек, с лица которого редко сходила приветливая улыбка, впал вдруг в мрачное, тяжёлое помешательство.

Угрюмо шевеля своими роскошными усами, как-то сразу обвисшими, он брал очередное зеркало, поворачивал его так, чтоб отразить всю базарную площадь, заглядывал, и – бил, тихо ругаясь каждый раз чёрными словами, прямо об прилавок. Под ногами у торговца была уже целая россыпь осколков, всяк по своему отражающих свинцовое небо; по временам они вдруг радужно вспыхивали на изломах, но тут же снова гасли. А в это самое время – чуть поодаль собралась небольшая толпа послушать бродячую прорицательницу: лица людей мрачны; слушают молча, почти все прячут взгляды, глядя вниз.

Вещунья – костлявая, оборванная старуха – завывает, тряся седыми спутанными космами:

– Чёрной кровью на дыму записано и огню посвящено! Правда прошлых пророков пьяна и лжива! Вот, чистотой трав трезв голод могил, но мёртвые пока молчат… Внимите, люди, как молчит вместе с ними и время! То – проклятье прошлому! То проклятье пророка, возлюбленного пророком проклятым и погребённым пустотой… Вы слышите, люди?! То шуршат в колыбелях тени грядущие, они готовы прийти к нам… на смену уходящим посевам…

На город спускаются сумерки…

* * *

И в этих сумерках – мы.

Мы, те, кто бредёт непонятно куда в бесконечном поиске.

Поиске какой-то непонятной Истины, что веками брезжит где-то там, во тьме, так и оставаясь вечной загадкой. Она зовёт, и пусть все доводы разума говорят о невозможности её постижения – неизменна в нас вера: есть она, Истина.

Тем паче, что временами она вдруг обретается, но тогда всякий раз оказывается, что это лишь первый шаг; и даже не шаг – потому что необходимо найти ещё Верную дорогу .

Но мы всё бредём дорогами неверными , блуждаем. И времени всё меньше, и тогда мы бежим, мечемся… А ведь вполне возможно, что ищем-то вовсе не Истину…

Серен Къеркегор написал одну довольно занимательную вещь. «Когда я ещё только начинал молиться, я старался приходить в церковь и разговаривать с Господом… (…) Это то, чем занимаются христиане по всему миру. Они говорят с Богом громким голосом, они так кричат, так вопят, что можно разбудить мёртвого. И, видимо, почитая Бога всего лишь глупым существом, они советует, указывают Ему, что Ему следует делать, а чего не следует. Или, будто Господь – всего лишь глупый монарх, они убеждают его, подкупают его, – чтобы добиться исполнения своих желаний и планов».

Далее: «Я начал разговаривать, но потом вдруг понял, что это совершенно бессмысленно. Что можно говорить пред Господом? Нужно быть безмолвным. Что у вас есть такого, что можно сказать? Могу ли я сказать Господу что-то новое для Него, чего Он не знает? Он всемогущ, Он всеведущ, Он всезнающ, Он видит всё, так зачем же что-то еще говорить?»

И, наконец, «Много лет подряд я разговаривал с ним, а потом внезапно осознал, как это глупо. И я перестал говорить, я замолчал. А потом, спустя ещё много лет, я обнаружил, что даже молчание не подходит. И тогда я сделал следующий шаг, я стал слушать. Сначала я говорил; потом я не говорил; – а потом только слушал».

– Ррота, паааааадъем!!!

Мы посыпались со шконок. Дежурит Геморрой, а он имеет манеру метать со всей дури табуретками в не сразу просыпающихся.

– Падъем, рррррота!!!

Шлёп!! – Хорька сбило со шконки табуреткой, которую он при ударе инстинктивно обнял, так что приземлились они вместе.

Сапоги у меня сияли, как верблюжья… нну, головка верблюжьего полового члена, так скажем, а вот портянки, которые я не успел одеть, пришлось незаметно сунуть под матрас. Чудо, что у меня нижняя койка – достается куда меньше, чем дятлам, плюс масса всяких удобств.

Я был к карантине. Нас воспитывали. Приводили в соответствие. Весь день – строевухой и построениями, а на ночь – подъем-отбой с очком в наказание. Имеется в виду – мыть его, очко. Так что спать я приходил, частенько, оттуда. С толчка.

В сапоги, непонятно как и когда, набилось изрядно песку. Что будет с моими ногами? В казарму теперь раньше, как аж после завтрака – ТРАХ! – удар был так себе, средний, но я ударился головой об спинку кровати и поплыл слегка. Так что Геморрой дал мне еще в «солнышко», а когда я упал, кинул мне на морду мои портянки, а сверху и всю постель.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.