Александр Дзиковицкий - Казаки. Осознание себя. Казачий трагический век

И вскоре красные части начали своё постепенное продвижение на Дон. 9 февраля 1918 года Белая Добровольческая армия оставила красным Ростов-на-Дону, 12 февраля казаки ушли из Новочеркасска. И наступило «красное беснование».

Вот один из примеров: «14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в 50, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету №1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжелораненых и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветренный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: „Незачем, всё равно расстреляем“, – причём ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения…».

Ещё свидетельство – посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: «Партийное бюро возглавлял человек […], который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал её как полное уничтожение казачества […] Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60—80 человек […]. Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую Область пришлым элементом…».

Другой московский агитатор, К. Краснушкин: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали […]. Люди расстреливались совершенно невиновные – старики, старухи, дети […], расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30—40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…».

Характерное описание этого времени на Дону даёт казак Сергей Рубцов: «В феврале 1918 года в первый раз устанавливали в Константиновской советскую власть. Прадеда тогда сразу арестовали, семью вышвырнули на улицу, а на доме нашем повесили красную тряпку и принялись целыми днями проводить там свои совещания. Машину тоже забрали и на ней стал разъезжать какой-то вечно полупьяный большевистский начальник. Дом разграбили и даже взломали полы, всё домогаясь у родных, куда они запрятали деньги и ценности. Ну и, понятное дело, что дочиста распотрошили склады и магазин».

Почти вся Область Войска Донского оказалась под властью большевиков. Одними их первых восстали 20 марта 1918 года казаки Суворовской и соседних с ней станиц. Огонь восстания быстро распространился по всей Донской Области и через месяц, 23 апреля 1918 года, казаки освободили г. Новочеркасск. С началом общего восстания донские партизаны влились в ряды казачьей народной армии.

О том, где был и что делал в это время основатель казачьего государства П. Н. Краснов, сообщает Сергей Рубцов: «Вакханалия с громким названием „Советы“ закончилась в станице Константиновской с приходом в апреле казаков-партизан атамана Попова. Красные мигом сбежали, прихватив с собой всё, что смогли утащить. И в Константиновскую на какое-то время вернулась нормальная жизнь. Вот тогда-то мой прадед и пригласил к себе на постой генерала Краснова и жену его, Лидию Фёдоровну. И до самого избрания Петра Николаевича атаманом он жил у нас в доме, встречаясь с людьми и готовя создание Всевеликого Войска Донского».

При царях казаки, жившие и обучавшиеся в отрыве от своей казачьей этнической среды, постепенно пропитывались общерусскими нравами, обычаями, манерой поведения и утрачивали духовную связь с казачьей народной массой. Пётр Николаевич Краснов, потомок казачьей военной аристократии Российской империи, родившийся и обучавшийся в Санкт-Петербурге, естественно, относился именно к этой усиленно русифицируемой среде. Но, в то же время, будучи образованным и умным человеком, он не желал полностью открещиваться от своих вольных предков. Такой двойственностью и объясняются его «постоянные непостоянства» в отношении России, когда он то заявлял о самобытности Казачьего Народа, то о своей, и вообще казачьей, приверженности Российскому государству. Такие колебания сопровождали всю его жизнь.

П. Н. Краснов рано увлёкся литературным творчеством и все его служебные командировки давали ему материал для новых статей и заметок, написанных талантливо, живо, увлекательно, а потому охотно принимавшихся к публикации различными журналами и газетами. Благодаря литературной деятельности П. Н. Краснов получил довольно широкую известность в образованных кругах того времени и, в частности, среди казачьей интеллигенции. То есть, он стал вполне публичной фигурой, а потому и потенциальным лидером казачьего национально-освободительного движения. Не стоит упускать из вида и того, что бывший помощник и сподвижник атамана Каледина М. П. Богаевский, несомненно, был знаком с литературным творчеством Краснова и встал на его сторону. А уж сей Донской Златоуст, чей авторитет в казачьей среде был практически непререкаем, умел убеждать так, как никто другой! А тут как раз Донское восстание…

Когда казаки заняли Новочеркасск, Краснов из Константиновской приехал в донскую столицу. И хотя значительная часть Донской Области ещё оставалась под контролем большевиков, 28 апреля 1918 года в г. Новочеркасске собрался «Круг Спасения Дона». На нём по предложению генерала С. В. Денисова, который вместе с М. П. Богаевским вёл общую линию на становление государственности Дона, выступил П. Н. Краснов. Скорее всего, это выступление было заранее продумано, детально обсуждено и согласовано всеми антибольшевистскими сторонниками восстановления казачьей власти на Дону.

Лично я, автор, подозреваю, что значительную часть доклада составил именно Митрофан Петрович Богаевский – прекрасный историк, аналитик и, как сегодня его назвали бы, политолог. А если моя догадка верна, то может возникнуть вопрос: а почему Богаевский сам не встал у руля Казачьего Государства, если он был к этому столь способен и прекрасно знал, куда и как следует идти? Сегодня мы уже не сможем узнать точный ответ, а завтра – лишь в том случае, если когда-нибудь изобретут машину времени и учёные будущего отправятся в прошлое на аудиенцию к самому Богаевскому. Но вот что можно предположить в качестве объяснения, так это, во-первых, наличие у Краснова генеральского чина, что в условиях разворачивающегося вооружённого противоборства выглядело огромнейшим плюсом в сравнении с гражданским чином самого Донского Златоуста и, во-вторых, полное взаимопонимание между Красновым и Богаевским, что гарантировало последнему хоть и не явное, но реальное влияние на ход событий. И его вполне могла устраивать роль «серого кардинала» при фигуре донского атамана Краснова.