Егор Мичурин - Чернорабочий

Пришло время описать типичное жилье, предлагаемое на съем всем желающим в районе Таханы (и наверняка во многих еще районах). Владельцы однокомнатных квартир на постсоветском пространстве! Я обращаюсь к вам, дорогие люди. Вы живете в хоромах, уж поверьте. Привыкшие хаять сталинки, хрущевки, триста тридцать пятую и сто третью серии – не стоит этого делать. Тысячи студентов, гастарбайтеров, чернорабочих, живущих в Израиле в «однокомнатных квартирах», могут вам только позавидовать. Почему? Сейчас поймете.

Типичная однокомнатная квартира в южном Тель-Авиве. Дверь открывается в комнату размером два с половиной на четыре (в лучшем случае) метра. Здесь обычно стоит шкаф, односпальная кровать, маленький холодильник. У стены – «кухня», два-три шкафчика, накрытые каменной плитой «под мрамор» (или деревянной доской «с покрытием» в трещинах), с раковиной и переносной двухконфорочной плиткой (кстати, газ в Израиле поступает в жилые дома из баллонов, а вовсе не по трубам, и раз в энное количество времени баллоны эти приходится менять). В углу дверь, ведущая в закуток полтора на метр – это совмещенные (других не бывает), извините, сортир и душ (вделанный в стену разбрызгиватель и дырка в кафельном полу, изредка бывают крохотные душевые кабинки). Ванна в Израиле – роскошь. На окне размером не больше метра по диагонали (про форточки и подоконники даже не вспоминайте!) всегда пластиковые жалюзи – трисы, стоящие перед стеклами. Израильтяне чаще всего закрывают их днем, чтобы солнце не нагревало воздух в квартире, и открывают вечером, чтобы проветрить квартиру. Зато цена, которую просят за эти хоромы, включает в себя налог на землю (что-то вроде квартплаты), свет, воду, по необходимости газ. На этом описание квартиры заканчивается, потому что заканчивается и сама квартира. Все.

В моем случае все было даже веселее, потому что кто-то (предыдущий жилец? хозяин?) расстарался и поставил в эту комнату низкую двуспальную кровать. Спать, несомненно, удобно, однако ложе перекрывало толику жизненно важного и очень ценного здесь пространства, оставив мне, собственно, вход в квартиру шириной в открывающуюся дверь и такой же ширины проход к кухне и сантехническим изыскам. Шкаф, стоявший в углу, площади не добавлял, нависая чуть ли не над самой кроватью, где я (теоретически) должен был предаваться объятиям Морфея. «Кухня» располагалась прямо у окна, рядом с ней находился санузел. Еще к стандартной обстановке добавлялась довольно широкая полка (ее задевала, открываясь, входная дверь), которую я мог бы созерцать, лежа на кровати, что позволяло сделать вывод о стоявшем здесь когда-то телевизоре. Вдоль стены от шкафа до кухни шел каменный уступ, шириной сантиметров двадцать пять и высотой в двадцать. На него можно поставить книги, которые у меня обязательно заведутся, а в углу у шкафа…

Обнаружив, что мысли мои приняли такое направление, я повернулся к Рувиму и сказал: «Беру!» Мы спустились к нему в контору, которая располагалась прямо в этом же доме, с торца, где он достал из ящика необъятного стола лист с убористо отпечатанным текстом на иврите с пропусками в местах для даты, суммы и имен хозяина и квартиросъемщика. Попросив меня ознакомиться, Рувим оставил меня бараном смотреть на хитросплетение полузнакомых значков, именуемых буквами, набрал номер хозяина квартиры, и мы договорились встретиться на следующий день в десять утра. «Можешь сразу с вещами приехать», – буднично сообщил маклер и отвернулся к компьютеру. Я вышел из офиса, по-дурацки улыбаясь, и машинально пошел на Тахану – благо идти было ровно две минуты, мой будущий дом располагался точно напротив автовокзала. И лишь на полпути к Беер-Шеве вспомнил, что железнодорожный билет, купленный утром, был действителен на поездки в обе стороны, так что возвращаться я должен был тоже на поезде.

Вернувшись в общежитие и ответив на многочисленные вопросы его обитателей о Тель-Авиве, дороге, квартирах, ценах (которые, между прочим, были заметно выше, чем на юге), я поднялся в свою комнату и повалился на кровать. Надо было выписаться из общаги, забрать у Риты ваучер на ульпан, собрать вещи и со всеми попро… Черт! По-человечески надо было бы сделать отвальную, настоящую, как Серега, который, абсолютно не умея пить, храбро влил в себя «стременную» (полстакана водки), после чего сполз, обмякнув, на пол, и отвальная продолжалась уже без виновника торжества. Пришлось тащиться в магазин, где, повинуясь нехитрой мужской логике, я сначала смел в рюкзак полхолодильника с пивом, а потом, махнув рукой, взял две бутылки водки. Колбаса, сыр, орешки, чипсы, минералка. Хлебом и консервами гулянку обеспечит общежитский «перекус». Пересчитав по дороге обратно оставшиеся деньги, я вздохнул. После того, как я заплачу завтра хозяину и маклеру (Рувим берет за свои услуги месячную плату за квартиру), в моем распоряжении останется не больше трехсот шекелей. Мало, учитывая, что следующая часть «корзины» зайдет на мой пока пустой банковский счет не раньше, чем через полторы недели. Ладно, прорвемся. Завтра я перееду, разложу вещи и решу, как потратить оставшиеся деньги так, чтобы не было мучительно больно. А пока…

Вставалось наутро очень тяжело. Морщась и потирая затекшую от лежания в одной позе шею, я озирался, пытаясь понять, ничего ли я не забыл. Потом окажется, что под кроватью в моей комнате остались мои единственные приличные ботинки, ни разу мной не обутые по причине теплой погоды, а зарядку для телефона я забрал из тумбочки в самый последний момент. Телефон! Утки подарили мне на прощание видавшую виды Nokia 3210 вместе с сим-картой, вбив туда свои номера, а также номер какого-то легендарного Марка, которому они сказали позвонить насчет работы. Я улыбнулся. Они предупреждали о чем-то еще, но сейчас мне об этом не вспомнить. Потом, потом… Зевая, я подхватил свои сумки и поплелся на первый этаж прощаться.

Через три часа вчерашний лист, лежащий на столе в маклерском офисе, украсили три подписи: моя, Рувима и хозяина, семидесятилетнего крепкого израильтянина с бельмом на глазу по имени Йони, в соответствующем месте появилась написанная прописью и цифрами сумма – 1110 шекелей, а в самом низу обозначилась дата: 17.10.2004. Забросив сумки на плечи и звеня ключами, я поднимался на третий этаж своей первой в жизни съемной квартиры.

Здесь я должен буду жить до семнадцатого октября следующего, две тысячи пятого года. Сюда я, наверное, буду возвращаться каждый день после работы и учебы, то веселый, то грустный, то смертельно уставший, то ужасно голодный, то пьяный, а то и не один. Отсюда через пятнадцать минут, сидя на двуспальной кровати и почти упираясь коленями в противоположную стену, я позвоню Марку, человеку, который уже завтра начнет для меня новую историю. Историю Чернорабочего.