Виктория Кирдий - Сестра таланта

Старший брат прикрутил к доске негодные коньки, нам эта доска казалась роскошными ледяными санями. Полярная экспедиция собиралась из соседского мальчика, провиант – из булки с сахаром и дверного коврика для тепла. Самому выносливому выпадало быть оленем.

Мама водила нас купать в городскую баню с колоннами у парадного входа. Мне так нравилась эта баня: мраморные скамьи, клубы пара, кипяток из крана, шайки, мочалки и кадушки с ледяной водой. И много розовых смеющихся женщин. Мы с братом сидели в тазу с пеной на голове и были абсолютно счастливы. Потом нам давали кружку холодного кваса с листиком от смородины. А после мы бежали к истопнику выпрашивать уголь с отпечатком окаменелости, который он приберегал для нас.

Смастерили подъемный кран из коробки, крючка и катушки ниток, чтоб спускать морскую флотилию из коры и бумаги со второго этажа на первый в весенние сугробы, в надежде, что эти корабли унесет в океан. Летом вся флотилия стояла на рейде в кустах акации.

В Иркутске мы жили в старом двухэтажном доме на два подъезда. Печное отопление, дрова в сарае, ледяная вода из колонки. Пришло время сносить печи, ставить батареи и ванну, но ее негде было купить. Только на заводе. Мама договорилась с директором, а вот вывезти ванну без нужных бумажек оказалось нельзя. Она наняла мусоровоз, ванну погрузили в него, мама легла в ванну и выехала. А через год брат стал стесняться купаться со мной. Больше не с кем стало выдувать мыльные пузыри из мочалки. Ему было четыре, а мне пять лет.

Однажды мы с братом обзавелись вшами. Радости было полные штаны – сидеть с пакетами на голове, обмазанной керосином.

Собирали с братом бутылки и на вырученные деньги покупали сахарную вату и билеты на речной трамвай. Мы уже давно выросли, но осталась еле уловимая связь между стеклотарой и путешествием.

Как-то у меня случился большой заказ на роспись. Денег хватало на два билета до Иркутска и обратно. Мы с братом поехали взглянуть на наше детство. Меня больше всего удивило не то, что все оказалось крошечным, а то, что на стене дома, под окнами когда-то нашей квартиры, была свежая надпись: «Вика дура». Я так обрадовалась рождению новой девочки Вики.

В нашем дворе росли три старые черемухи. Весной они наполняли воздух сладко-горьким запахом и шмелями. Летом служили нам домом, а осенью щедро нас кормили. Когда мы выросли, эти черемухи оказались маленькими кустами.

Был у меня в детстве дружок Андрюша, к которому меня приставили делать уроки. Так я из хорошистки стала троечницей. Ну не до уроков же, когда улица полна пушистых гусениц, голубых стрекоз и дятлов в березовой роще, розовых червей в жирной земле, личинок, пустых гнезд и тайных нор. А в классе постарше отличник Павленко, сидя со мной за одной партой, так же тихо скатился до географических карт, книг с приключениями, поисков кладов и пробы всего на вкус. Как мы не отравились, не знаю. Но я помню вкус всего этого несъедобного. Как и белого искристого мрамора с железнодорожной насыпи, так похожего на сахар. Я набирала полные карманы в надежде, что один из камней все-таки окажется лакомым.

Резиновая пробка от духов превращалась в жевачку, соломинки веника, завернутого в газету, – в сигару, оттаявший воробей в варежке – и вот ты спаситель в синих штанах с начесом поверх красных трусов, рыбки, пойманные на банку с дыркой в крышке, – океан в руках. Мне кажется, что я не особо выросла, я все так же восхищена миром.

Зимой, детьми, мы с братом наливали воду в валенки, ждали, когда они заледенеют, и катались в них в парадном на цементном полированном полу. Это то немногое, что я хотела сказать о фигурном катании.

В ту же зиму, в тех же валенках я вступила в идеально круглую лужу, подернутую льдом. И с головой ушла под воду в люк. Мамина радость. Мама молниеносно вытащила меня за шарф. Фигурное катание на этом и закончилось. Но после мне так понравилось малиновое варенье, тело, растертое спиртом, и сухая горчица в шерстяных носках.

Мама выписывала очень много журналов. Для нас, маленьких, – «Веселые картинки» и «Мурзилку». А когда мы с братом подросли, то начинали драться еще у почтового ящика – кто первым будет читать «Науку и жизнь» или «Технику молодежи».