Альбин Конечный - Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника

Михаил Кузмин создает образ белых ночей в представлении иностранцев:

Лоренца долго не могла привыкнуть к петербургским белым ночам, она занавешивала тремя занавесками небольшие окна их квартиры близ Летнего сада, закрывалась с головою одеялом, даже прятала голову под подушку, напрасно: болезненная белизна, словно тонкий воздух или запах, проникала через все препятствия и томила душу, заставляла ныть сердце и кровь останавливаться.

– Ах, Александр, я не могу! – говорила графиня, – мы живем слишком близко к полюсу!

На Калиостро целодневное светило не производило такого болезненного впечатления; наоборот, эти ночи нравились ему и удивляли его, как и всё в этом странном городе. Ему даже казалось, что призрачный свет – самое подходящее освещение для призрачного плоского города, где полные воды Невы и каналов, широкие перспективы улиц, как реки, ровная зелень стриженых садов, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотного неподвижного моря – все заставляет бояться, что вот пробьют часы, петух закричит, – и всё: и город, и река, и белоглазые люди исчезнут и обратятся в ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стеклянного неба. Все будет ровно, светло и сумрачно, как до сотворения мира, когда еще Дух не летал над бездной 46 46 Кузмин М. А. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро // Кузмин М. А. Избранные произведения. Л.: Худ. лит., 1990. С. 455. .

Немецких путешественников белые ночи удивляли тем, что можно было «свободно читать и писать» 47 47 Это отмечали и историки города: « Лето бывает вообще весьма хорошее. Должайший оного день продолжается 18½ часов и в сумерках прекрасных ночей можно читать без труда» ( Георги И. Г. Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного. СПб.: Лига, 1996. С. 40; впервые: СПб., 1794). .

Альфиери «чувствовал тоску от этого постоянного печального дневного света». Лоренца (у Кузмина) не могла уснуть (Кюстин отмечает, что в домах окна на ночь не затемнялись), и «болезненная белизна, словно тонкий воздух или запах, проникала через все препятствия и томила душу, заставляла ныть сердце и кровь останавливаться». Кюстин был очарован «фантастической картиной города», который «казался голубым, как даль в картинах старинных мастеров».

Однако у Кюстина и Калиостро (опосредованно через Кузмина) проявляется бинарное восприятие белых ночей, характерное и для многих художественных текстов, – восхищение и ощущение угрозы зловещего пророчества «Петербургу быть пусту» 48 48 « Петербургу быть пусту » – известно два круга документальных источников, зафиксировавших это легендарное заклятие новой столицы: 1) Документы дознания царевича Алексея, в показаниях которого от 8 февраля 1718 года оно приписано его матери, царице Евдокии Лопухиной: «…сказывала, что Питербурх не устоит за нами: „Быть-де ему пусту“» ( Устрялов Н. История царствования Петра Великого. СПб.: в Тип. Второго Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии, 1859. Т. 6. С. 457); 2) Бумаги Тайной канцелярии, но уже 1722 года, повествующие о распространившемся в Петербурге слухе: на колокольне собора Святой Троицы якобы завелась кикимора, и по поводу этого «таинственного явления» дьякон прихода высказал пророчество: «Питербурху пустеть будет» ( Семевский М. И. Очерки и рассказы из русской истории XVIII в.: Слово и дело! 1700–1725. СПб.: Тип. В. С. Балашева; изд. ред. журн. «Русская старина», 1884. С. 88–89). :

«Кажется, что едва выступающий над водами Невы город колеблется между небом и землей и готов вот-вот исчезнуть в пустоте» ( Кюстин ).

«Ему даже казалось… вот пробьют часы, петух закричит, – и все: и город, и река, и белоглазые люди исчезнут и обратятся в ровное водяное пространство… Все будет ровно, светло и сумрачно, как до сотворения мира, когда еще Дух не летал над бездной» ( Кузмин ).

Вероятно, прогулки в белые ночи вошли в моду при Александре I, который любил прогуливаться по Английской набережной, и летом, когда жил на Каменном острове, каждое утро ходил по берегу вдоль реки.

Георгий Полилов приводит свидетельство иностранца о ночных гуляньях в Петербурге в 1810‐х годах:

«Интересны также ночные гулянья весною по Невскому, в обоих Летних садах и на бульварах, в настоящее время позабытых. Очевидец, итальянец, автор записок, рассказывает, что весною, между часом и двумя ночи, в вышеуказанных местах появлялись разряженные дамы и кавалеры из высшего общества, блестящие экипажи с шумом катились по мостовой, все скамьи на Невском, бульварах и садах были заняты. Светлая весенняя ночь давала возможность читать даже такие газеты, как напечатанные мелким шрифтом „Гамбургские ведомости“. Подобное ночное чтение газет считалось хорошим тоном лучшего общества. Кондитерские и рестораны были в это время открыты, но согласно предписанию полиции огня в них не зажигалось. Около четырех часов начинался разъезд. Пожелав друг другу спокойной ночи, гуляющие разъезжались по домам» 49 49 Северцев (Полилов) Г. Т. С.-Петербург в начале XIX века // Исторический вестник. 1903. Т. 92. Май. С. 632–633. .

Уже в 1830‐х годах путеводители по городу рекламировали для приезжих белые ночи как одну из достопримечательностей Северной Пальмиры.

«Летние ночи петербургские очаровательны! Это не ночь, не день и не сумрак, а что-то среднее, какое-то таинственное смешение света и тени 50 50 Поделюсь своим наблюдением. Я приехал подростком в Петербург (еще Ленинград) с Крайнего Севера, где солнце не заходило за горизонт весной и летом, и какое-то время воспринимал здешние белые ночи как серые сумерки. Постепенно подпал под магию белых ночей, и ежегодные весенние ночные прогулки с близкими стали традицией и радостной потребностью. Однажды меня пригласил на спектакль кукол-марионеток известный режиссер Резо Габриадзе. Помимо самого спектакля, меня поразил необычайно красочный, какой-то волшебный вид кукольных платьев. Я спросил у Резо, как он добивается такого эффекта. Он отвел меня за кулисы и, показывая платья, сказал: «Я шью платья из старого материала (бархата и др.), который никогда не чищу. И вот эта пыль в складках и изношенная материя при определенной порции света и делает платья фантастическими». И я понял, что именно только определенная доза света (как в водке должно быть точно 40% спирта) превращает в Петербурге в белые ночи самые затертые, облупленные стены и разбитые дороги в мерцающие драгоценности. , ветер утихает, природа как будто покоится; воздух чист, легок и прозрачен; вы можете читать книгу в продолжение целой ночи. Едва вечерняя заря угаснет на горизонте, и новая уже румянит противуположный край неба! Должайший день петербургский заключает в себе 18 часов 20 минут» 51 51 Башуцкий А. П. Указ. соч. Ч. 2. С. 12. .