Виктор Кабакин - Ошибка олигарха

Он сжал в кулаки пальцы обеих рук, так что они хрустнули.

– Но я никак не предполагал столь ужасных последствий. Ну почему она так поступила, не посоветовавшись со мной? Убежден, тогда еще можно было что-то исправить. Ведь мы с ней договорились, что никакой информации, даже самой неприятной, не будем скрывать друг от друга. Просто, ума не приложу. И виню только себя…

Он закрыл лицо ладонями, тяжело вздохнул.

– Расскажите о вашей последней встрече с Катей. Была ли у вас с ней ссора? – произнес я, настраивая собеседника на конструктивный лад беседы.

– Упаси боже, – встрепенулся Демьянов, – какая ссора! Мы с Катюшей жили душа в душу. Незадолго до своей гибели она заявила, что ее недели на три направляют в заграничную командировку. Такое случалось и раньше, поэтому я этому сообщению особого значения не придал.

Она уехала, и каждый день мы с ней перезванивались. Катюша была как будто спокойна, говорила, что скучает, обещала скоро вернуться. Потом, это было уже за неделю до ее смерти, сообщила, что задерживается. Но пусть меня это не тревожит, скоро все будет хорошо. И опять я ничего не почувствовал. Боже, какой я был глупец! Недаром говорят, что счастливые и влюбленные – самые слепые люди. А она в это время уже приняла роковое решение, которое вскоре и осуществила.

– Когда и где происходила ваша встреча? – спросил я.

– Я же говорю, за месяц до трагического дня. Мы ужинали в ресторане, затем она сказала, что ей надо собираться в дорогу, и мы расстались. Уже потом, когда это случилось, я поехал к ней на работу. Выяснилось, что ни в какую командировку Катю не посылали, она по собственной инициативе оформила на месяц отпуск, и больше никто ее не видел. Все ее сослуживцы были в страшном недоумении, они тоже ничего не знали.

Демьянов снова потер ладонью лоб. Передо мной сидел убитый горем человек. Даже голос его потерял всю свою индивидуальность, звучал монотонно и глухо. Сочувствуя ему, я подумал, что большего от него добиться невозможно. Задав еще несколько уточняющих вопросов, я с ним распрощался. Возле двери Демьянов обернулся и неуверенно произнес:

– Если для успеха расследования нужны деньги, то я всегда готов. При необходимости могу достать любую сумму.

Я сделал протестующий жест рукой. Сергей Владимирович, смущенно улыбаясь, сказал:

– Да-да, понимаю. Извините. – И добавил: – Про вас говорят, что вы ас в раскрытии любого дела. Очень, очень на вас надеюсь.

Он уже собрался прикрыть за собой дверь, когда я его спросил:

– И все-таки, как могло случиться, что вы не распознали состояние Кати? Неужели не замечали ничего необычного в ее словах, действиях. Хотя утверждаете, что очень тонко ее чувствовали…

Он вздрогнул.

– Я сам не могу понять, – с трудом выдавил он.

…После того, как Демьянов покинул кабинет, я подошел к окну. Машина у него была совсем новая и дорогая, из последних моделей. Сергей Владимирович спокойной походкой, словно это не он еще пару минут назад находился в глубоком отчаянии, подошел к машине, уверенно открыл дверцу, лихо развернулся и умчался.

Людмила Алексеевна Вишнева, которую друзья ласково именовали наша «черри-лю», хотя, наверное, правильнее ее было бы называть «колючим кактусом», по праву считалась самым авторитетным специалистом в области графологии и могла по особенностям почерка не только определить психологическое состояние человека в момент написания текста, но и дать развернутую характеристику его личности.

– Поясни, что тебе конкретно надо? – худая, стремительная, как молния, Людмила загасила окурок в пепельнице и тут же сунула в рот новую сигарету. Я поморщился.

– Когда ты бросишь курить? Сколько помню тебя – вечная сигарета в губах.

– Хорошо, хоть такую запомнил. А то, не кури я, совсем бы забыл, – отпарировала она. Ей палец в рот не клади. – Ты, верно, с ума сошел. Как по трем коротеньким словам я смогу установить, что собой представляет их автор! Для этого нужен текст не менее, чем на половине листа. Да еще контрольные экземпляры. Более 120 признаков почерка надо выявить, чтобы сделать какие-то выводы.

– Погоди, я объясню. Ты мне нужна сейчас даже не столько в качестве специалиста, а скорее – как женщина…

– Ой-ля-ля! Что я слышу, – тут же насмешливо отреагировала Людмила Алексеевна. – У тебя возникли некие сексуальные проблемы?

– Да выслушаешь ты наконец! – взорвался я. – С тобой невозможно разговаривать.

– Все, – она уморительно повела руками. – После того, как ты заинтересовался мной в качестве женщины, я полностью в твоей власти. Говори.

– Девушка, о которой идет речь, покончила жизнь самоубийством. Перед смертью оставила записку. Вот эти самые три слова. Я нашел образцы ее почерка, написанные ранее. Сравни их.

– Ну и? – Людмила сквозь лупу быстро просмотрела переданные ей тексты.

– Понимаешь, перед тем, как решиться на такой чрезвычайный шаг, как самоубийство, человек обязательно пребывает в состоянии крайнего стресса. Тем более, если это женщина с ее подвижной эмоциональной сферой. Я думаю, что ее состояние как-то должно отразиться в почерке. Однако обрати внимание: текст написан бестрепетной рукой, ровно, безукоризненно. Словно его автор, заметь, это молодая девушка, находился в полном душевном равновесии. Не понимаю, как такое могло быть? Вот я и хотел, чтобы ты мне это разъяснила.

– Так, так – в глазах внимательно слушавшей меня Людмилы зажегся огонек. – Очень интересно. Сейчас посмотрим.

Она включила компьютер, отсканировала текст, вывела его на монитор, увеличила буквы до нужного размера и углубилась в их изучение. Я по опыту знал, что теперь Людмилу ни в коем случае нельзя отвлекать – иначе нарвешься на яростную вспышку ее гнева.

По управлению даже ходила следующая байка: как-то вновь назначенный начальник, знакомясь с сотрудниками, делал обход служебных помещений. Зашел он и в кабинет, где Людмила что-то исследовала. Обычно, в таких случаях подчиненные вскакивают со своих мест и, как говорится, «едят» глазами начальство в ожидании распоряжений.

Людмила даже не повернула голову. Полковник постоял несколько секунд и кашлянул.

– Какого черта! – сердито воскликнула Людмила Алексеевна, не отрываясь от своего занятия. – Не видите, что я занята. Зайдите позже.

Полковнику ничего не оставалось, как развернуться и уйти. Когда позднее Людмиле рассказали, кто к ней приходил, она нисколько не смутилась: ну и что, заявила она, я ведь не бездельничала, а ему надо было заранее меня предупредить…

Пока эксперт увлеченно, что-то бормоча про себя, исследовала текст, я в который уже раз с любопытством оглядывал ее кабинет. Он походил на необычную, удивительную галерею. На стенах комнаты были вывешены десятки портретов одного и того же человека, только с разными «лицами»: начиная от выражения буйного веселья и заканчивая бешеной яростью. А между этими крайностями располагались: спокойствие, печаль, угроза, недовольство, изумление, умиление, усмешка, огорчение… Под каждым портретным снимком – образцы почерка с выделенными признаками, которые соответствовали тому или иному душевному переживанию. Я нашел интересующую меня «физиономию». Она, на мой взгляд, больше других могла бы символизировать состояние, в котором незадолго до смерти пребывала Катя Бежева – трагическое отчаяние…