Александр Слука - Стремятся мысли вдаль. Поэзия и проза

Ты прости за мои обещания
И за горькие слёзы в ночи,
За печаль и за лет ожидания
Новой встречи, родная, прости,

Ты прости за свои все морщиночки,
То вина не твоя, а моя…».
Я спешу к тебе в лёгких ботиночках,
На тропиночках жизни скользя.

Играй же яркими лучами
Любви немеркнущей звезда!
Грей сердце тёмными ночами,
Как вечно буйная весна!

Разлейся песней золотистой
Да по полям моей души,
Лети весёлым ветром быстрым —
Всем весть донесть скорей спеши
О том, что я поймал удачу
В глазах янтарных на заре
И в них теперь я не иначе,
Как рыцарь чудный в серебре,
Великий маг, разбойник Робин!..
О, как приятно это знать,
Ведь я не думал, что способен
Холодный камень обаять.
Мне довелось увидеть чудо —
Хрусталь растаял словно лёд!
И, прошептав мне тихо: «Лю-юбый»,
Вдруг обратился в сладкий мёд.

Не мани ты небесною далью.
Ни к чему она мне, ни к чему.
Под весенней сиреневой шалью
Мне уютней, чем в сладком плену.

Не хочу ни мечтать, ни летать я.
Мне не нужен небесный зной…
И пускай, мы – молочные братья.
Но ты – ангел, а я, брат, живой.

Для чего те волшебные крылья?
Я люблю лепестковый снег.
И не сказкой хочу быть, а былью.
Я не неба – земли человек…

Мне земные близки дороги.
Не пустые всё это слова.
Подарил здесь себя я многим!
Потому так светла голова.

Только думы, печальные думы
Временами туманят мой взор:
Журавлями ведь жил и думал.
Не с того ль опустел тихо двор?!

Не покинули только деревья,
Доказав, что верны, как одно.
Я берёг всем той радости зелье.
Да тоской зацвело всё оно.

Ни к чему мне теперь эти крылья,
Не желаю в небесную клеть.
Дай мне здесь, под сиреневой пылью,
Лепестками стихов догореть.

Я неизменно верю в чудеса
И в то, что не желают зла нам боги!
И пусть в туман укутаны дороги,
Я неизменно верю в чудеса.

И пусть дождём рыдают небеса,
И пусть избиты в кровь душа и ноги,
Я неизменно верю в чудеса
И в то, что не желают зла нам боги…

Я пьян! И рад тому безмерно.
Всё улетело. Унеслось.
«In vino…». Чёрт. Все верно. Верно!
Вся жизнь – обглоданная кость.

А что той жизни? Шаг и… точка.
Один восход и… снова тьма.
Что той любви? Одна лишь строчка.
И та не каждому дана.

Что ночь? Что день? Что боль? Что радость?
Живу во мраке, всё кляня.
Но что топлю в вине я? Слабость?
Иль слабость топит в нём меня?..

Чёрный кофе… Сигарета…
Две затяжки… Два глотка…
Грудь не ждёт уже рассвета —
Душу продал с молотка.
Эх, видать быть катастрофе.
Позабыл ведь как да где.
Сигарета… Чёрный кофе…
Два глотка… Затяжки две.

Ты для меня всегда была загадкой,
Иль не загадкой? Не могу никак понять.
В глаза твои, заглядывав украдкой,
Надеялся хоть что-нибудь узнать.

Встречались мы с тобою, расставаясь,
Иль расставались мы, встречаясь? Не пойму.
Любовь мы, покупая, продавались,
Иль покупались сами по рублю?

Никак мне не свести концы с началом,
Устал по лабиринтам я бродить.
С надеждою любить ты обещала!
Иль без надежды да и вовсе не любить?!

Устал блуждать я в этом беспорядке:
Найдя – терять, а, потеряв – искать.
Ты для меня всегда была загадкой,
Иль не загадкой? Не могу никак понять.

Мы – волки морские, нас не запугать.
Сегодня стихия даёт себя знать.

Костлявая гонит волну за волной,
Наш парусник клонит. Уж близок покой.

И слышатся стоны – зовут небеса.
И шторма законы нам рвут паруса.

Мрак брызгами слепит. Нет, море не мёд.
Неласково стелет, вздохнуть не даёт.

«Но, что нам, прожженным, какой-то там вал» —
В словах очень модных здесь, боцман сказал —

«Вперёд! Не болтаться и в шапку не спать!
Хотите остаться? И в бога, и в мать!

На корм пойти рыбам решили уже?!
Мы в море открытом идём по меже,

По острому лезвию жизни и сна.
Вам море не мама, волна не сестра.

Здесь некому плакаться, душу излить.
Хотите остаться, по дну побродить?

Вы – волки морские, вас не запугать!
Не спать же, родные! И в бога! И в мать!..»

И смерть испугалась, сдалась и ушла.
Вверху показалась на небе луна.

И снова вздохнули мы – это не сон —
Пропитаны солью, но всё же живём.

Натружены руки, колени дрожат.
Закончились муки – дельфины кричат,