Лана Муар - Н+П=??? «Будьте внимательны…»

– Иди в… – огрызнулись из-за двери, но через мгновение замок лязгнул обратно и зашумела вода.

И шумела она примерно полчаса. Егор уже подумал, что Синицына от стыда решила утопиться или ещё чего хуже, но фырканье и приглушенный мат, крайне нелепый в Иркином исполнении, явно намекали, что пьяница-неудачница жива и здорова. Может не совсем полностью, но уже может совершать основные двигательные функции самостоятельно.

– Эй, заплывающие за буйки, может тогда, как выплывешь, сама дотопаешь?

Вода тут же стихла, а дверь распахнулась, едва ли не слетев с петель.

– В смысле сама? – захлопала ресницами Синица. – Ты же сказал, что проводишь.

– Тебя вроде как попустило…

– Нет! Меня ещё мутит!

– Ага. Вижу, – недоверчиво хмыкнул Егор. – Короче, Синица. Я, может быть, и вызвался тебя провожать, но, сама понимаешь, ситуация в стране, кризис, дети бастуют…

– Какие дети? – вылупилась Синицына.

– Которые бастуют.

– Ага.

– И тут дело такое. Что такое бартер знаешь?

– Ну-у-у…

– Ясно. Не мне одному сегодня уровень образования подтянули. Бартер – это простейшая форма цивилизованных отношений, Синица. Ты мне, я тебе. Поняла?

– Нет.

– Ясно. Тогда попробуем по-русски. Я тебя провожаю, а ты мне такси до дома оплачиваешь? Ферштейн?

– А сразу нельзя на такси или обязательно до меня пешком?

– Можно. Но оплачиваешь все равно ты. Я свои кровные на этот праздник жизни…

– Хоть кому-нибудь расскажешь про это, Неделя, и я тебя…

– Ага. Кому? Этим? – Егор махнул рукой в сторону комнаты, где вечеринка только набирала обороты, – Они утром сами не вспомнят что творили. Так что держи язык за зубами и кошелек шире. Тогда все будет по высшему разряду. Зер гуд, фройлян?

– А ты чего по-немецки?

– Я ж говорю, ситуация в стране, кризис…

– И дети бастуют, – закончила Синицына. Кивнула сама себе, напялила куртку и потопала к дверям, стараясь прошмыгнуть незамеченной оставшимися в комнате.

– Ящер, на созвоне! – перекрикивая музыку, гаркнул Егор и, расхохотавшись от того, как Синица молнией сквозанула за порог, сам вышел следом.

Поплевав на ладони, Егор резко выдохнул и уже привычно разбежался. Пять шагов по изрезанной трещинами асфальтовой дорожке, правая стопа опускается в светлое пятно бортика на стене дома, под левой жалобно громыхает крышка мусорного бака, а руки после прыжка сжимают покрытую ржавчиной перекладину-ступеньку пожарной лестницы. Подтянувшись, правая перехватывается за следующую, левая ещё на одну выше, снова правая, и вот уже под ногой есть опора. Дальше – проще. Сколько раз ползал на четвертый этаж, не вспомнить. Три коротких удара костяшками в стекло окна, за которым горит свет, и затем минута затишья. Половинка всегда долго возится с залипающими от времени и краски шпингалетами, но на то в кармане и лежит отвёртка и два блестящих, почти новых, которые Неделя скрутил в новостройке по соседству. Перегнувшись через подоконник, Егор окончательно повеселел: Синица таксисту заплатила столько, что хватило купить пачку «Кэмэла» на сдачу, да и тут – хмурит брови Аська, а сама улыбается:

– Через двери, как нормальные люди, ты ходишь только днём?

– Ага. Я вроде этого… – пощелкал пальцами Неделя, – Вампир. Через двери, когда зовут только. А вообще, сейчас я рыцарь. С мечом и щитом.

Выудив из кармана шпингалеты, Егор по-хозяйски окинул взглядом старые и отвёрткой начал колупать краску, закрывающую прорезь шлицов у шурупов.

– Слушай, вампир, ничего, что я спать собиралась? – Ася опустилась на край расправленного дивана, наблюдая за тем как Неделя пыхтит у окна.

– Так ты спи. Разве я тебе мешаю? – спросил он. – Сейчас закончу и снова уйду под покровом ночи.

– Есть хочешь, Дракула?

– А есть что?

– Перемолотое мясо девственницы сойдёт?

– Чего? – Егор развернулся и заулыбался, – Чем она тебе не угодила? Вроде ж свои своих не мочат.

– Хрюкала много. И я конкуренцию не люблю, – Аська оттянула халат пониже, чтобы спрятать выступающий из-под него длинный край ночнушки. – Так будешь котлеты или нет?

– Буду, – кивнул Егор. – И ещё. Мамку может попросишь, чтобы она моей позвонила, а?

– Неделя, ты такой простой. Думаешь, вломился ночью, окно раскурочил, котлет пожрешь и тебя ещё спать уложат?

– Ага. Я же на большее не намекаю.

– Кобель, – презрительно фыркнула Аська и шлепая тапочками вышла из комнаты. Скрипнула дверь в соседнюю комнату и потом, уже шепотом, – Мам, ты не спишь? Позвонишь тете Кате?

Новые шпингалеты с лёгкостью закрывались и открывались. Может, только из-за меньшего размера они немного портили вид окна – по краям выступали небольшие пятачки непрокрашенного дерева, но и тут Егор нашел, что сказать:

– Главное, что работают, а краску я притащу, – хмыкнул и снова заработал челюстями, откусывая от котлеты приличные куски.

– Ты жевать не пробовал? – спросила Половинка, повернула голову к двери, когда за ней показалась мама и притихла.

– Нет, Кать, трезвый. Чертили, а теперь сидят, фильм смотрят. Если бы я знала. С этим интернетом теперь… Ой, и не говори, Кать. Не дети, а беда сплошная. Передам. И леща тоже. С этим можешь не переживать. Спокойной ночи, Катя, – тетя Таня покачала головой, глядя на Егора. – Вроде взрослый уже, а… – и махнула рукой. – Что с вас взять. Дети ещё.

– Спасибо, тёть Тань. Котлетосы во! – показал большой палец парень, больше похожий на хомяка.

– Ась, на кресле Егорке постелишь?

– Нет, мам, к себе положу.

– Да ты… Ещё чего удумала! – задохнулась женщина, махая руками, как потерпевшая. – Шуточки у тебя.

– Ага. Делать мне больше нечего. Сплю и вижу, когда мне такое счастье обломится. Этот кобель тут появляется только для того, чтобы пожрать на халяву.

– Угу. Я такой, – кивнул Егор, подчищая вилкой остатки пюре. – Половинкина, тебя что-то не устраивает?

– Меня? Иди посуду мой, вампир. Здесь тебе не ресторан.

В тишине было слышно каждое движение, каждый шорох одеяла по простыне, и Аська долго лежала неподвижно. Смотрела в потолок, слушала как ворочается на кресле Неделя, и думала. Ни о чем конкретном и обо все сразу. Повернувшись на правый бок, она вздохнула и тихонько позвала:

– Егор, спишь?

– Ага.

– А чего не спишь?

– Думаю.

– Тоже? А ты о чем?

– О несправедливости в жизни.

– Не рано?

– Может и рано, но лучше сейчас, чем потом.

– Понятно… – протянула Аська, подбила край подушки и, перевернувшись на живот, снова замолчала.

В полутьме комнаты контур носа с небольшой горбинкой и пухлые губы стали чётче и резче. Словно приглушённый свет Луны, едва пробивающийся сквозь тонкую полоску между шторами, задался целью сделать лицо Ниделина ещё притягательнее. Он провел языком по верхней губе, закинул руки под голову, а у Аськи от этих простых движений внутри застонало, заскребло. Как Яська точил когти о ножку стула, так и здесь непонятная тоска проверяет сердце. Шкрябает, каждый день шкрябает и никак не успокоится, не отпустит. Глызина, Кокорина, Савина, Рублина Кристинка… Все девчонки томно вздыхали, когда по коридору вышагивал этот кобель. Все об этом кобелизме знали, но все равно шушукались и строили глазки, чтобы урвать кусочек внимания. Может, будь он как все старшеклассники – такой же нескладный или тощий, как Ящеров, – никто бы так по нему не сох. Но нет же. Собрали в одном человеке по крупицам все, что магнитом заставляет оборачиваться, вздыхать украдкой и гнать от себя дурные мысли. А как за него болели на городских соревнованиях? С ненавистью смотрели друг на друга, но кричали, срывая голоса, когда на дорожке появлялся Неделя. Вальяжно прохаживался, размахивая руками, перебрасывался шуточками с другими бегунами, так же разогревающимися перед стартом. И, замерев в низком старте, превращался в тугую звенящую струну. Наверное, в этот момент у каждой, кто смотрел на него, пересыхало в горле. На стартовой линии среди обыкновенных людей появлялся леопард.