Валерий Черных - Личный закон

Юрка сел на кровати, потер ладонями лицо, прогоняя сон, и строго спросил:

– Ты почему мне «выкаешь»?

Рядовой пожал плечами, прыщавая физиономия изобразила виноватую гримасу.

Юра усмехнулся про себя: похоже, прапорщик или Свистунов провели «политинформацию» среди молодых про героя-афганца. Хотя для этого салаги он реально герой: десантура плюс дембель – личность авторитетная.

– Обед, говоришь?

Самохин встал. Есть действительно хотелось, ему все время хотелось есть, с тех пор как начал выздоравливать. На больничной пайке он порядком «подсушился» – так в боксерских кругах называли сгонку веса.

Быстро скинув парадку, он облачился в новенькое х/б армейского образца, которое выдали ему в госпитале. Только голубой берет и торчащий из-под расстегнутого ворота тельник отличали его от обычного солдата. Правда, сидела форма как влитая – знакомая медсестра подогнала по фигуре, и для дембеля Юрка выглядел вполне убедительно.

Он спустился вниз и не спеша, как положено старослужащему, вразвалочку проследовал в столовую. Когда вошел в зал, три десятка солдат уже заканчивали обед. В глубине помещения за отдельным столом сидели два сержанта, и Юра направился туда. Подойдя, представился. В ответ дембеля вполне доброжелательно приветствовали его и предложили устроиться с ними. Одним из сержантов оказался Шаров, фото которого красовалось на боевом листке. Они уже пили чай, на столе стояли алюминиевые миски с крупно нарезанными кусками белого хлеба, сливочного масла и вареными яйцами.

Шаров только оглянулся в сторону раздачи, и тут же с чайником в руках подлетел солдат в белой куртке, наполнил горячим чаем третий стакан. Другой боец принес для Юры две миски: с борщом и гречневой кашей, поверх которой лежал большой кусок мяса.

«Вполне прилично», – оценил Самохин, беря в руки ложку – особенно если вспомнить помои, которыми приходилось давиться в учебке. Конечно, там сержанты тоже питались отдельно, но и их, по сравнению с этой частью, кормили полным дерьмом.

Из дверей в пищеблок появился Калмык. Проследив за Юркиными глазами, Шаров тихо пояснил:

– У офицерского состава здесь свой отдельный кабинет, и повар свой. Тоже солдат, но готовить умеет, прям как в ресторане. На продукты с рынка они сами скидываются. Не на все, конечно, а на то, что у солдат нельзя украсть.

«Нормально устроились! – мелькнуло у Юрки в голове. – Ну и хрен с ними!» Он никогда не был гурманом, хоть и любил поесть от души. Главное, чтобы свежее и побольше.

– Чего расселись, валите отсюда! – рявкнул прапорщик на сержантов, присаживаясь напротив Юрки.

– Ты чё, Миша, не похмелился сегодня? – лениво ответил Шаров, но из-за стола встал и направился к выходу вслед за вторым сержантом.

Калмык тяжело вздохнул.

– Распустились! Дать бы ему по срачельнику…

Негромко рыгнув, он погладил рукой живот. Было видно, что после сытного обеда Калмык пребывает в добром расположении и «давать по срачельнику» ему просто лень.

– Как устроился, боец?

– Спасибо, твоими молитвами.

Юрка уже заметил, что прапор не заморачивается субординацией, и решил перейти на «ты». Калмык воспринял это как должное и продолжил беседу очередным вопросом.

– А здоровье как?

Самохин поморщился. Вопросы про здоровье, особенно от посторонних людей, уже порядком надоели. Подмывало ответить резко, грубо, но он лишь пожал плечами и неопределенно покрутил в воздухе зажатой в руке ложкой.

– Понятненько, – вздохнул прапорщик. – Скажи, что-нибудь привез из Афгана?

Старший сержант невольно напрягся и прекратил есть. Прищурившись, он уставился на Калмыка и после небольшой паузы процедил сквозь зубы:

– Ты что имеешь в виду?

Усмехнувшись, прапор откинулся на спинку стула.

– Да ты не бычься. Здесь все свои. Я про «покурить».

Юра расслабился и снова принялся за еду. Дожевав последний кусок, бросил ложку в миску и, глядя в лицо Калмыку, покрутил пальцем у виска.

– Ты вообще думаешь, когда спрашиваешь? Да меня оттуда вперед ногами везли! Не знал – выживу, не выживу… А ты про «покурить». Смеешься?!

Калмык поднялся из-за стола, хлопнул Юрку по спине своей огромной лапой и дружелюбно пробасил:

– Без обид, старшой. Просто спросил, мало ли…

Одарив старшего сержанта еще одним дружеским хлопком по спине, он быстро и на удивление легко для такой махины пошел к выходу.

Проводив прапорщика медленным взглядом, Юрка взял нож, подцепил масло и с удовольствием намазал его на ноздреватый кусок свежего хлеба.

После обеда он немного послонялся по территории части, выпил стакан холодного лимонада в буфете, вернулся в казарму и завалился спать.

Вечернее построение внесло некоторое разнообразие в скучное течение жизни части. Возбужденный полковник держал перед строем речь, в основном состоящую из угроз отправить всех в дисбат. По-видимому, стоящие в строю к этому привыкли и явно скучали. Только Самохин внимательно слушал командира и наслаждался его умением выстраивать сложные словесные конструкции практически из одного отборного мата. Наконец полковник выдохся, безнадежно махнул рукой и дал команду разойтись. Бойцы строем проследовали в казарму.

Днем Самохин отлично выспался, поэтому решил предпринять вылазку в город, осмотреть окрестности. Ввиду последних событий надеяться на увольнительную не приходилось, оставалось одно – «самоход».

Присев рядом с подшивающим воротничок Свистуновым, Юра вполголоса спросил у него, как удобнее свалить из части. Свистунов воровато оглянулся и так же тихо объяснил, что в той стороне забора, которая примыкает к винзаводу, несколько досок болтаются на одном гвозде.

– Из завода выберешься, и направо. До городского парка на автобусе, – завершил Свистунов.

Уже через пять минут Юрка нашел лаз на территорию винзавода, там перемахнул еще один невысокий забор и оказался на широкой пустынной улице. Следуя инструкциям ефрейтора, он направился к видневшейся невдалеке автобусной остановке.

Щербатая скамейка под железным козырьком оказалась пыльной, и он остался стоять, чтобы не пачкать новенькое х/б. Парадку десантника Юра не надел, рассудив, что так проще уходить от патруля.

Минут через пять подошел абсолютно пустой автобус. Он довольно долго и уныло тащился мимо бесконечных заборов с возвышающимися за ними ангарами; изредка на обочине попадались пыльные деревья, людей вообще не было видно. Поворот за поворотом, одна улица промзоны за другой – казалось, скучный пейзаж никогда не кончится… Но вот автобус вывернул на довольно оживленный проспект, и на очередной остановке толпа народа мигом заполнила пустой салон. Через некоторое время Самохин услышал нужное ему название «Городской парк» и стал торопливо протискиваться к двери.