Наталья Берязева - БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

Дима: Не эту, а этого.

Лиза: Ну да. Этого, круто, конечно. Ничего не поняла ваще, но затягивает.

Олег: Лиз, я так счастлив. Может, мы… ну это…ну пойдем погуляем, поболтаем по-нашему, по-простому… У меня как камень с души.

Лиза: Давай! Без умных слов, да?

Олег: Ваще без! Сейчас я в туалет схожу. Сейчас приду!

Дима: Лиз, а познакомишь меня с Люсей с этой, так пишет круто. Мы хоть на одном языке говорить будем. Как и вы с Олегом.

Лиза: Хорошо, вы и правда похожи, копирайтеры. Давай телефон, пришлю ее номер. Сейчас предупрежу, отойду ей позвонить, здесь берет плохо.

Лиза: Люсь, выручишь?

Люся: Чего?

Лиза: Помнишь, я тебе про мужика из интернета рассказывала?

Люся: Который гробы делает с окнами?

Лиза: Ну да, я тут с ним встретилась.

Люся: И-И-И-И?!

Лиза: Представляешь, ему тексты в нашу переписку его пиарщик писал: он со словом не очень дружит и попросил помочь, но сам по себе мужик охуенный, настоящий такой, добрый, я, знаешь, даже поплыла, если честно. Я таких вообще не встречала, непонятно, из какого мира. И видно, что по жизни умный, просто читал, наверное, мало, но это поправимо. Он с собой этого пиарщика притащил, говорит, так не честно!!! Ты представляешь, ТАК НЕЧЕСТНО. Говорит, ты им увлеклась, а не мною – в общем, чудо природы. Я, его чтоб не расстраивать, сказала, что тоже не сама писала, что ты мне помогала, что я сама тоже не очень чтобы умная.

Люся: Ну ты даешь!

Лиза: Ну слушай, он так трогательно стеснялся, здоровый лось, видно, что состоявшийся, а потерялся как пацан, уходить собрался, я поняла, что любой ценой его нужно удержать, но пришлось приврать, он сразу расцвел, сейчас потренируюсь в упрощенной лингвистике, но этот пиарщик теперь требует твой телефон, я, чтобы легенду дожать, дам ему номер, а ты его слей аккуратно.

Люся: А он как?

Лиза: Да никак, пишет так себе, а мысли явно не его. Павлин высокомерный. Смотри сама. Переписку я тебе скину. Ну, чтобы ты в теме была. Его Дима зовут. Ладно, я на свидание пошла.

Люся: Не умничай там!

Лиза: Я вообще молчать буду.

Сначала Саша Шнейдерман трубу ненавидел. Каждый день, в любую погоду, он брёл с футляром в руках в Дом культуры имени товарища Орджоникидзе, дудеть на трубе.

Слово «дудеть» Саша тоже не любил, но именно так называл процесс игры на трубе его дедушка Зиновий Абрамович.

– Ты, Саша, дуди. Ты, деточка, даже не представляешь, что такое труба! С трубой ты всегда заработаешь немножко на хлеб, немножко на масло, а если вдруг я помру, то и трефную икру.

Потом Зиновий Абрамович делал паузу и продолжал:

– Я что-то не понимаю: этому маленькому шлемазлу не интересно, почему он заработает на икру, когда я умру!

– Мне интересно, дедушка. Только не умирай, пожалуйста, – отвечал Саша.

– Интересно ему! – фыркал дедушка. Но было видно, что он доволен беспокойством внука за его жизнь:

– Когда я умру, деточка, все деньги на моей сберкнижке достанутся тебе! И чтоб ты был мне здоров!

Саша кивал, ему очень хотелось узнать, сколько же денег у дедушки на сберкнижке, но он не спрашивал, боясь, что дедушка может подумать, что Саша очень спешит с дедушкиной кончиной.

– Мой покойный брат Соломон, в честь которого тебя назвали Сашей, тоже играл на трубе.

– Но, дедушка, почему в честь него? Он же Соломон, а я Саша…

– Потому! Прекрати мне трепать нервы! Не задавай глупых вопросов. В этой стране Сашам живется немножко лучше, чем Соломонам. Это я тебе говорю, как Зиновий. С отчеством мне повезло меньше, поэтому я так и не стал директором склада, а только заместителем. И не перебивай меня, я тебя умоляю! Так вот, мой брат Соломон играл на трубе. И ты спроси меня, как он жил? Нет, деточка, ты спроси меня, как он жил, я тебе говорю!

– Как он жил, дедушка?

– Хорошо! Он жил так хорошо, что я тебя умоляю как! Он играл на танцах в горсаду каждые выходные и имел тридцать рублей. А еще он играл на свадьбах, тоже по выходным. И, в конце концов, играл на похоронах, вне зависимости от дня недели! Он играл Шопена столько раз, сколько сам себя не играл сам Шопен! И у него был не дом, а полная чаша. Румынская стенка, а в ней хрусталь! Его сын Моня поступил в зубное и стал зубным. Его дочь Беллочка вышла замуж за сына секретаря парткома и стала Петровой. Это, конечно, не совсем то, чего бы хотел мой брат Соломон, но ради секретаря парткома можно было стать немножко Петровой.

– Как это стать немножко Петровой? – спрашивал Саша.

– Ой, вэй… Не важно. Всё! Иди дуди! Я читаю газету, не мешай. Хотя стой! Дуди, Саша, еще и для души! Для души дуди! Душа – это важно!

И Саша дудел.

Со временем он научился играть на трубе довольно неплохо, и пошел по стопам дедушкиного брата Соломона, в честь которого странным образом был назван Сашей.

По выходным он играл в горсаду на танцах, он играл на свадьбах тоже по выходным, и он играл на похоронах вне зависимости от дня недели.

Дедушка Зиновий Абрамович был очень доволен.

Когда Саша закончил школу, он поступил на первый курс музыкального училища, а потом пошел в армию.

В армии, в одной из частей где-то недалеко от древнего русского города Владимир, оркестра не было.

Дедушка писал письма Саше с неизменным вопросом, дудит ли он в трубу. Саша неизменно отвечал, что да, дудит, хотя и трубы-то тут никакой не было. Вместо трубы Саша ходил в караулы, охраняя какие-то никому не нужные склады, и долгими зимними ночами напевал про себя Шуберта, Чайковского и даже Шопена.

– Здравствуйте, товарищи бойцы! – хрипло сказал подполковник Петрушкин.

– Здравия желаем, товарищ полковник! – хором проорал строй.

Петрушкину нравилось, когда его приветствовали званием полковника, о котором он давно мечтал.

– Мне тут это… – умиротворенно прохрипел Петрушкин. – Музыканты это… есть тут, это?..

Строй безмолвствовал.

– Что, это… нет музыкантов? – Насупился подполковник.

– Я! – раздалось из строя.

– Головка от…! – автоматически отозвался комбат, но спохватился. – То есть кто я? Выйти из строя!

– Рядовой Шнейдерман! – Саша сделал шаг вперед.

– Шнейдерман? Хм… И что, эти… как их… ноты знаешь?

– Так точно!

– Этого в мой уазик, прямо сейчас! – скомандовал Петрушкин начальнику штаба.

Так Саша стал репетитором дочки подполковника Петрушкина, Наташеньки, девочки шестнадцати лет. А других репетиторов в военном городке не было.

Ученица Наташенька была не очень. Вернее, вообще все было плохо. Музыкальный слух у нее напрочь отсутствовал, зато присутствовало милое личико и высокая грудь.

– Ну, как там… это? – Заглядывал подполковник в комнату. – Учишь?