Александр Лапин - Суперхан

– Есть будете?

Он сел в кресле, все еще чумной после дурного сна, и вяло махнул рукой: «Давай!»

Она сама откинула столик и разложила на нем бортовое питание в пластмассовой коробке. Дубравин вяло пожевал курицу с рисом, посмотрел на вторую проводницу, разливавшую кофе и чай. Подумал: «Какие белые, красивые, ухоженные девчонки. Как будто за эти годы вывелась новая порода людей. Даже у нас в универе таких казашек можно было по пальцам пересчитать. Молодых, белокожих пери. Девчонки из аулов – маленькие, коричневые. А вот Танабаева, Бекназарова, Биклухамедова и… как ее… еще одну звали?.. Вот черт! Уже не помню. Мы их звали белоснежками. А теперь таких, наверное, десятки тысяч. Новая страна. Новая порода людей…»

Он поглядывал в иллюминатор, но внизу зияла кромешная тьма. Не видно ни зги.

Но вот загорелся свет, люди в креслах – и лежащие, и сидящие – начали шевелиться, недовольно бормотать что-то.

Он остановил пробегавшую мимо стюардессу:

– Девушка, скоро ли посадка?

– Над Алматы густой туман. Командир решает, ждать окошка или идти на запасной аэродром в Бишкеке.

– Ясно! – сказал он. А про себя с досадой подумал: «Черт! Если пойдем на запасной, то я опоздаю на похороны. Ведь оттуда ехать через перевал более двухсот километров».

И в памяти вспыхнула, как кинолента, начала прокручиваться история полувековой давности. Тогда он, молодой сержант, служивший срочную в Новосибирске, был отправлен начальником штаба за телом погибшего в пути еврейского мальчика-наркомана. Вместе с его матерью и майором медицинской службы он очутился в степи между Алма-Атой и Фрунзе (так называлась в советские времена столица Киргизии, ныне Бишкек). Он вспомнил все: и майора, и даже шумного алкоголика, который прицепился к нему во время погрузки тела в похоронный фургон. «Боже мой! – думал Дубравин. – Полвека прошло, а в памяти осталось все, будто это было только вчера».

И мысли его, скорбные мысли, переключились на Амантая, на друзей. На время, которое не щадит никого и ничего.

А «боинг» все кружил над городом. Высоко-высоко.

Дубравин смотрел в иллюминатор. То вверх. То вниз.

Вверху он видел прозрачное черное осеннее небо и звезды. Внизу – туман. А вот вокруг!.. Он заметил, что ниже их борта медленно движутся огни. А правее – еще. И еще.

Сначала он не мог понять, что это. А потом наконец сообразил, что это не ангелы летают в небесах, а просто другие самолеты тоже кружат над бывшей столицей Казахстана. И ждут разрешения на посадку.

В томительном ожидании прошло минут тридцать. Из-за белых-белых вершин прорывались первые лучи солнца. Внизу, словно рвущаяся ткань, расползался туман. Показались маленькие игрушечные домики пригородов Алма-Аты.

Самолет, словно птица, вздрогнул, опустил свой стальной нос-клюв и начал снижение к аэропорту.

Когда их «боинг» катился к стеклянному, похожему на волну, зданию аэропорта, туман уже полностью рассеялся. Обнажились вечные, кое-где уже убеленные снегом, горы Алатау.

Круглые фуражки и такие же круглые лица пограничников не удивляли Дубравина. Процесс национализации в Казахстане прошел давным-давно. Хорошо, что хотя бы загранпаспорт для въезда в республику не требуется, достаточно российского.

Привычно хлопнула печать, и Александр оказался в зале прилетов, выглядывая в толпе знакомые лица.

Про Александра Майснера можно было сказать, что это человек-оркестр. Не в плане веселости, музыкальности и артистичности, а в смысле родословной. Намешано в нем было немало «генофонда». Отец – советский детский писатель, еврей по национальности. Мать – русская, из Рязанской губернии. Сам он был женат на уйгурке, а дочери его жили в Канаде. В общем, полный интернационал.

Это и отметил Дубравин, когда увидел знакомое лицо: опущенный горбатый нос, высокий череп с залысинами и редеющими на макушке волосами, под крутым лбом угнездились припухшие, красные то ли от недосыпа, то ли от перепоя, глаза. Фигура Майснера напоминала шкаф с выпирающим животом.

Увидел Дубравина – обрадованно улыбнулся. Замахал рукою.

– Ну, ты и вымахал! – только и смог произнести Дубравин, высвобождаясь из крепких объятий.

– Марина! – представил Майснер свою спутницу, полненькую, небольшого роста, круглолицую, добродушную даму.

Почеломкались троекратно, по-русски.

Из-за спины шефа нарисовался чернявый водитель, Олег. Похоже, русскими в нем были только имя и фамилия. А так, с виду – широкоскулый, темноликий, с живыми черными глазами – вылитый азиат.

Свое дело Олег знал: быстро взял из рук Дубравина его черный кожаный дорожный кофр и зашагал впереди. Пока двигались к машине, оставленной на стоянке аэропорта, Майснер излагал свой план передвижения:

– Сейчас мы поедем к Айгерим. Это его старшая, можно сказать, законная байбише. Так положено! А потом уже двинемся на поминальный ас и в гостиницу.

Дубравин абсолютно не возражал и отдался на волю хозяина.

Белая «тойота» с желтым номером совместного предприятия выкатила с территории аэропорта и почему-то двинулась не в центр, в сторону Красногвардейского проспекта, ныне улицы Суюнбая, а вбок, как бы начиная объезжать Алма-Ату. Дубравин не удержался, спросил:

– Куда это мы?

– А! Ты же не знаешь! – ответил ему с переднего, хозяйского, сиденья Майснер. – У нас тут построили окружную дорогу. Если ехать по-старому через город, встанем в пробках и точно будем часа два толкаться. Утро ведь. А так объедем по кольцевой. И сверху проскочим «огородами» в самый центр.

Пришла очередь удивляться Дубравину. Первое, что он увидел, объезжая бывшую столицу Казахстана, была предгорная часть, застроенная огромными величественными, блестящими на солнце зданиями офисных центров.

Это было невероятно.

Дубравин, который сам в молодости был строителем, еще с советских времен знал, что строить высотные дома в предгорьях было категорически запрещено по двум причинам. Во-первых, Алма-Ата находится в сейсмической зоне. Во-вторых, город расположен в горной котловине и не продувается степными ветрами. И поэтому советские власти, чтобы не лишать его притока свежего горного воздуха, который спускается по ущельям, запрещали строительство у подножия. Теперь все табу отменены. И гигантские здания «закупорили» ущелья. Но похоже, это никого не волнует.

Соскользнув с кольцевой автодороги, японская машина нырнула на узенькие улочки еще сохранившихся пригородов. Это царство корявых бетонных заборов, побитого во многих местах асфальта и плодовых деревьев, высаженных прямо по улице. Преодолев и это пространство, они неожиданно оказались в квартале, еще с советских времен считавшемся элитным. Здесь все сохранилось в том же состоянии: пятиэтажные дома с огромными пятикомнатными квартирами, металлические ограды, специальные скрытые подъезды, через которые проходили и садились в персональные черные «Волги» номенклатурные работники. Все осталось на месте. Даже небольшие незаметные будки внутри дворов, где дежурили милиционеры. А вокруг и внутри этого чудо-квартала росла густая южная зелень: цвели клумбы, шумели деревья. Тут как осела, так и осталась жить элита.