Юлия Ельнова-Эпифаниу - Кипрские хроники. Memento Mori, или Помни о смерти. Книга 2

…Антониос Николау подъехал к своему привычному месту стоянки на больничной парковке. С правой стороны уже стояла чья-то машина, и доктор педантично подровнял свою собственную под уже стоящую рядом. Выключив зажигание, он аккуратно открыл переднюю дверь, чтобы не задеть соседний «мерседес», и уже собирался выйти, как вдруг какое-то неясное тревожное чувство, появившееся внезапно неизвестно откуда, парализовало его на месте. Уткнувшись взглядом в тёмно-вишнёвый бок чужого автомобиля, он беспомощно ощущал приближение паники, сопровождающейся звуком тихо позвякивающих колокольчиков. В смятенном мозгу хаотически крутились какие-то путаные мысли. Одна из них навязчиво выступала вперёд и постепенно оформлялась в какую-то безумную идею: машина! Это же та его машина! Тёмно-вишнёвый «мерседес» с тонированными стеклами! Ему дают второй шанс!!! Слёзы бесконечной благодарности заструились по его лицу. Только бы взять себя в руки и оторваться от сидения, преодолеть этот парализующий страх, и тогда придёт спасение!!! От сильного внутреннего напряжения пот проступил по всему его телу и руки сжались в железные кулаки. Невероятным усилием воли он рванул себя наружу и схватился за дверцу «мерседеса». Но тщетно, автомобиль был закрыт на ключ. Не теряя ни секунды, он начал дергать одну за другой все четыре дверцы. Он должен, должен открыть её, только бы открыть её, и тогда он всё исправит!!! Он сумеет всё исправить!!!

… Чьи-то нежные успокаивающие руки обхватили его и потянули прочь… Резко почувствовав навалившееся изнеможение, он вяло поддался и подчинился чужой воле. Окончательно придя в чувство только лишь в ординаторской, он равнодушно осознал, что находится здесь благодаря всё той же медсестре, которую он замечал каждый раз, приходя в себя после очередных галлюцинаций… Трудно было более верить, что она здесь находится случайно. Антониос апатично уставился ей в лицо, устало пытаясь понять, что же она, в конце концов, знает. Ему совершенно необходимо было остаться наедине с самим собой.

Элени, снова уловив полный подозрения взгляд доктора, пододвинула к нему поближе стакан с водой и поспешила выйти из комнаты. Тяжело поднявшись со стула, он подошёл к умывальнику и вылил прохладное содержимое стеклянной ёмкости себе на голову. Вытирая ладонями лицо и отбрасывая назад мокрые пряди седых волос, он взглянул на себя в зеркало. На него смотрело уставшее, измождённое лицо с мёртвыми неподвижными глазами. Некогда привлекательные мужские черты превратились в неживую маску страдальца. Потеряв интерес к своей персоне, он увидел внутренним взором перед собой умиротворённое лицо Элени с сияющим добрым взглядом. Эта девушка была воплощением его ангела-хранителя. Не имея возможности оградить его от мучений и кошмарных видений, она всё же облегчала их неким образом, появляясь в самый необходимый момент… Какая-то чересчур натянувшаяся струнка лопнула в его душе, и, словно, наконец, сдавшись, ему вдруг внезапно захотелось, чтобы она всё знала… Мысль о том, что он может разделить свою ношу с полным понимания человеком, приносила отдалённое чувство освобождения… Медленно приводя себя в порядок и думая об Элени, он почувствовал, как два других женских образа проступают в её облике. Немного сосредоточившись, он увидел нежное личико и хрупкую фигурку Анастасии, и давно забытое тёплое чувство затопило его. Как давно уже он не вспоминал о ней, единственной любви своей!..

Но была ещё одна женщина, стоявшая тенью в его памяти… Евгения была анестезиологом в его клинике в Ларнаке. Молодая двадцатисемилетняя девушка лишь недавно вернулась из Англии, где после учёбы несколько лет стажировалась. Попав по протекции дяди в лучшую частную клинику города, в которой работал Антониос, она сразу проявила себя ответственным и толковым медработником. Своей серьёзностью и самоотверженным отношением к работе она с самого начала расположила к себе Антониоса. Практически все операции им приходилось вести вместе. Несмотря на возраст и на не слишком большой опыт, он доверял ей гораздо больше, чем кому-либо другому. Евгения же, со своей стороны, улавливала каждый жест и каждый взгляд доктора, понимая его без слов. Уравновешенная и немногословная, она распространяла вокруг себя ту самую спокойную нейтральную атмосферу, которая составляла зону комфорта Антониоса. В её присутствии он всегда чувствовал себя как рыба в воде. Иногда, после особо тяжёлой операции, они могли долго молча стоять рядом и глядеть в окно: на небо, деревья и всё, что олицетворяло собой этот мир. Над ними словно зависала невидимая пелена сконцентрированной энергии, излучаемой удовлетворением от любимой работы и сладостной усталостью.

Существовала и ещё одна деталь, которую Антониос долго пытался отрицать самому себе: взгляд девушки был один в один схож со взглядом Анастасии. Возможно, тому виной был всего лишь едва уловимый страбизм, но Антониосу всегда казалось, что подобный взгляд устремлён ему прямо в душу.

Евгения была откровенно влюблена в него, хотя он был последним, кто замечал это.

Незадолго до того злосчастного дня он впервые позволил себе допустить мысль, что Господь послал ему вторую Анастасию. Смутное предчувствие зарождения новых чувств ещё больше усилило внутренний дискомфорт при возвращении из клиники домой к жене. Нелюбимая женщина, с которой он был связан узами брака, казалось, делала всё, чтобы атмосфера в их семье с каждым днём становилась всё тягостнее и напряжённее. Её нарастающие претензии, выражаемые частыми истериками и вульгарными скандалами, интеллигентный и сдержанный Антониос переносил с большим трудом, но заговаривать о разводе, казалось, было совершенно бесполезно. А в центре всего этого вулкана стоял сын…

Ребёнок всегда вызывал у него смешанные чувства. Николас родился, когда Антониос был уже в достаточно зрелом возрасте, чтобы оценить всю значимость понятия продолжение рода. Появление позднего ребёнка действительно разбудило в нём все те отцовские чувства, на которые он вообще был способен. Но, по иронии судьбы, сын, казалось, не унаследовал от него ни единой черты и не выказывал ни малейших признаков того, что когда-нибудь сможет разделить с ним его интересы. Иной раз, воодушевляясь, Антониос пытался заниматься развитием Николаса. Показывал ему разных насекомых, паучков и муравьёв, объясняя их строение и образ жизни. Но ребёнок в ответ только испуганно таращил на него свои огромные глазищи и всем своим видом говорил, что через минуту расплачется то ли от гадливости, то ли от того напора, с которым отец вводил его в общий курс зоологии. Обычно в такие моменты рядом, как назло, оказывалась Андри, которая хватала малыша в охапку и с возмущённым видом, словно наседка, спасающая от кота своего единственного цыплёнка, уносила прочь. Такое поведение жены и сына ещё больше остужало желание Антони – оса принимать какое-либо участие в воспитании малыша и мешало выстроить дружеские отношения с Николасом. Ему виделось, что мальчик растёт слишком слабохарактерным и зависимым от матери. От неумения завязать отношения с сыном Антониос, по большей части, испытывал чувство растерянности и раздражения – характером мальчика, а также тем, что ребёнок уж слишком был похож на жену. Он совсем не замечал, что Николас искренне тянется к нему, но в своём восхищении перед суровым образом родителя побаивается его и чувствует себя неуверенно. В то же время мальчик радовался любому знаку внимания со стороны отца и в то роковое утро был совершенно счастлив, что в садик его отвозит папа…