Юлия Ельнова-Эпифаниу - Кипрские хроники. Memento Mori, или Помни о смерти. Книга 2

В коридоре послышались приближающиеся шаги, кто-то повернул дверную ручку, и молодые люди тотчас же отпрянули друг от друга.

Антониос Николау взялся за ручку двери в ординаторскую. За обратной стороной послышался приглушённый смех и голоса. Мужчина остановился и на несколько секунд замер. Не имея ни малейшего желания находиться в одном помещении с кем-либо ещё по причине необходимости поддержания хоть какого-нибудь разговора, он развернулся и пошёл назад, смутно представляя, куда ему сейчас деваться. Навстречу ему из-за угла вывернула рентгенолог их отделения, низкая полная женщина, тяжело ступающая на высоких, как всегда, и явно неудобных каблуках. Даже издалека было видно, что она чем-то необычайно взволнована. Поравнявшись с ним, она робко и неуверенно произнесла:

– Доктор, я вас везде ищу! Дело в том, что вчерашние снимки больной Иродоту куда-то пропали… Я перерыла всё кругом, но их нигде нет… Я боюсь, что нам придётся повторить рентген… ну, конечно же, если вы это предпишете…

– А! – доктор слегка ударил себя ладонью полбу, внезапно вспомнив. – Они у меня. Я взял их вчера с собой домой, чтобы хорошенько рассмотреть в спокойной обстановке и сравнить с предыдущими, дооперационными. Кстати, кто делал ту операцию, не знаете, случайно?

– Насколько мне известно, доктор Васильядис, – с явным облегчением ответила успокоившаяся женщина.

– Понятно… – скептически произнес он, растягивая слова, – да, а снимки, должно быть, я оставил в машине, сейчас принесу.

Он быстро спустился по лестнице на первый этаж и вышел на улицу. Покидая спасительную прохладу кондиционеров, он шагнул в удушающую июньскую жару. Полуденное солнце нещадно слепило глаза, и, жмурясь от ярких лучей, прикрывая лицо ладонью как козырьком, он быстро направился к машине, находящейся на открытой парковке. Белый халат уже через пару минут пропитался потом и прилип к телу. Нажав на кнопку автоматического ключа, он дотронулся до ручки передней дверцы автомобиля и тотчас одёрнул ладонь от обжигающей металлической поверхности. Быстро повторив свою попытку, он плюхнулся на водительское сидение и открыл бардачок, чтобы достать пакет с рентгеновскими снимками. Но всё, к чему он прикасался, обжигало руки, словно раскалённая плита. Дышать внутри было совершенно нечем. В запертой на солнцепеке машине температура достигала почти шестидесяти градусов. Ощущение было, что находишься в растопленной добела сауне. Вдруг внезапно послышался звук колокольчиков, и какая-то неведомая сила заставила его медленно повернуть голову в сторону заднего сидения. Там, в детском автомобильном кресле, сидел маленький мальчик, лет пяти. Каштановые вьющиеся волосы кольцами спускались на его лоб, большие карие глаза, оттенённые длинными тёмными ресницами, словно звёздами, радостно и чуть застенчиво смотрели на него. В руках малыш сжимал синюю, с нарисованными на ней Мики Маусами, бутылочку с водой.

– Николас… – дрожащим срывающимся голосом произнёс мужчина, – Николас, это ты?..

В ответ ребёнок робко улыбнулся, но в следующую секунду воздух качнулся, словно поверхность воды, и Антониос с ужасом увидел бездыханное тельце мальчика, вяло обмякшее в кресле. Рядом валялась пустая открытая бутылочка.

– Николас!!! – крича как раненый зверь, мужчина рванулся из машины. – Сейчас, сейчас я тебе помогу!

В одно мгновение он оказался у задней дверцы со стороны ребёнка и, что было силы, распахнул её. Внутри никого не было. Закрыв лицо руками, Антониос зарыдал прямо на раскалённом багажнике автомобиля.

…Элени, наблюдавшая из окна за поведением странного доктора, сразу почувствовала что-то неладное. Не теряя ни секунды, она бросилась из здания. Подбежав к Антониосу, девушка захлопнула дверцы машины и, ни о чём не спрашивая, повела в помещение. Усадив его под кондиционером в самом уединённом уголке вестибюля, она быстро сбегала за стаканом воды и влажными салфетками. В момент, когда Элени мягкими движениями вытирала испарину со лба доктора, он, наконец, пришёл в себя и глаза их встретились. В полном молчании невидимая исцеляющая энергия, лучащаяся из полного сострадания взгляда женщины, струилась в полные боли глаза человека, обречённого на некие, ведомые лишь ему одному, муки…

София стояла у зеркала, уже в который раз безуспешно пытаясь собрать в красивый элегантный узел тяжёлую копну своих густых чёрных волос. «Так я и знала, что нужно было пойти в парикмахерскую, самой мне с вечерней причёской не сладить, – с досадой подумала она, – да где уж тут успеешь!» Она только недавно вернулась с дежурства и готовилась пойти на коктейль в честь свадьбы сына главного врача больницы. Событие проходило в самой дорогой, шикарнейшей гостинице Кипра – «Анасса». Пропустить такое было невозможно по многим причинам. Во-первых, отсутствие любого приглашённого из своих подчинённых невероятно наблюдательный Катсаридис счёл бы форменным оскорблением. Во-вторых, на свадьбу было приглашено огромное количество важных персон, в том числе и из Никосии (и мало ли к какому судьбоносному знакомству это могло привести). Тридцатитрёхлетняя женщина критично окинула себя взглядом в зеркале. Конечно, на Кипре сейчас никто раньше тридцати замуж не торопится, не то, что в былые времена, но, чёрт побери, свежесть юности уже что-то больше не проглядывает во внешнем облике, а эта ужасная сеточка чуть видных морщин возле глаз, появляющаяся при улыбке, каждый раз вызывает в душе тревожное чувство ускользающего времени. В конце концов, когда-то ей прочили выгодное замужество ввиду того, что среди большинства своих неказистых подруг она всегда выделялась своей миловидностью. К тому же ей явно повезло с конституцией – никогда особо не увлекаясь диетами, она умудрялась единственной из всего своего окружения сохранять прекрасную фигуру. С удовольствием похлопав себя по бёдрам, она провела ладонями по бокам, повторяя свой силуэт в чёрном облегающем вечернем платье. «Как жаль, что на кипрских свадьбах все традиционно обязаны одеваться в чёрные или, на худой конец, тёмные платья. А мне так идет красный цвет! – вздохнула она. – Но, к сожалению, все тогда примут меня за какую-нибудь из этих вертихвосток-иностранок с сомнительной репутацией». Действительно, на всех свадьбах, на которых ей пришлось побывать, время от времени выделялись красные и синие пятна ярких платьев на фоне тёмной однородной массы дружно одетых в чёрное киприоток, но каждый раз оказывалось, что это какая-нибудь очередная болгарка, или румынка, или русская так бесстыже привлекает внимание.

Её несколько унылые размышления были прерваны телефонным звонком.