Ирина Оганова - Падение в неизбежность

– Не включай свет! – почти закричала Татьяна.

Тамара испуганно отдёрнула руку и только сейчас разглядела, как сильно та похудела. На корнях волос широкой полосой отсвечивала седина, и куда-то подевалась её величественная осанка, как согнулась под невидимой ношей. Таня куталась в большой шерстяной плед, и всё равно казалось, что ей невыносимо холодно и она никогда не может согреться.

– Господи, да что здесь творится?! Ты одна? А где Соня? Она больше не живёт с тобой? – из Тамары сыпались вопросы один за другим.

– Пойдём, сядем на диван… Не могу стоять, голова кружится, – Таня с трудом подбирала слова. – Прости, что вытащила тебя в такое время… Мне вдруг захотелось, чтобы именно ты сегодня была рядом, – она всхлипывала, как маленькая девочка, и это не вязалось с тем, как ужасно она выглядит.

– Странно, но ты единственный человек, с кем я могу говорить обо всём, не стесняясь быть непонятой, хоть нас и разделяет бездна лет.

Татьяна забралась с ногами на диван, обхватила их руками, притихла и уставилась на портрет, который висел ровно напротив, и неожиданно заговорила, точно сама с собой и Тамары вовсе нет рядом:

– Я заказала его полгода назад у одного знакомого художника. Хотела Соне приятное сделать. Мне сразу портрет не понравился. В нём было что-то нехорошее, и каждый раз я хотела его куда-нибудь задвинуть, чтобы на глаза не попадался. Соня, наоборот, находила его милым и говорила, что чувствует явное сходство, словно в зеркало смотрится. Это каждый раз останавливало меня, и я с трудом пыталась привыкнуть к его присутствию в нашем доме. А ведь это было предупреждение! Это был знак! Какие у неё странно печальные глаза, словно предчувствуют беду…

Тома застыла, не в силах оторвать взгляда от картины, и всё ещё надеялась, что это не то, что она подумала.

– Тамара, её убили! Цинично, жестоко!

Татьяна схватилась руками за голову, изо всех сил зажмурила глаза, пытаясь не поверить в реальность сказанного. Тома от неожиданности ахнула, что-то очень больно сжалось в груди.

– Не может быть! Как такое могло случиться? – почти прошептала Тамара, будто это величайшая тайна, которую никто никогда не должен узнать.

Татьяна очнулась и вдруг ровным и безучастным голосом всё ещё живого человека продолжила свой рассказ:

– Соня познакомилась с мальчиком, ровесником. Он жил по соседству, через два дома. Я видела его пару раз. Впечатления не произвёл – серый, посредственный, заторможенный какой-то… А Соня влюбилась. Может, потому что первый? Не знаю… Ничего особо не насторожило. Наоборот, даже радовалась, что у неё началась своя взрослая жизнь. И страхи отступили, и казалась счастливой, – Татьяна на мгновение замолчала и с трудом выдавила его имя: – Анатолий. У этого чудовища даже есть вполне человеческое имя – Толик… Я как без Сергея осталась, не могла на месте сидеть. В командировки часто ездила, там как-то легче. Питер чужим стал, словно подвёл меня, предал. Ко многому потеряла интерес, особенно к себе. Верила, что пройдёт… Выкарабкивалась, как умела… Знаешь, даже если нет моей вины и это лишь роковая случайность, что Соня познакомилась именно с ним, а не с хорошим парнем, всё равно, ответственность полностью ложится на меня. Я как соучастник или невольный свидетель, который был совсем рядом, только отстранился, смакуя свои иллюзорные страдания.

Я была в Москве три дня, мы созванивались с Соней по несколько раз на день. Улетала домой рано утром. В аэропорту полезла в сумку и поняла, что забыла ключи в Питере, и хотела попросить Соню оставить их у пожилой соседки, та всегда дома. В такое время Соня только-только начинает собираться в университет. Она не подошла к телефону. Звонила и звонила ей, но бесполезно. Больше всего насторожило, что и вечером накануне она тоже не ответила на звонок, хотя с утра мы разговаривали и она никуда не собиралась.

Сразу почувствовала неладное. Названивала, пока ехала из аэропорта, потом колотила в дверь. Вызвала слесаря из жилконторы. Он долго ковырялся, замок не поддавался – пришлось ломать дверь. Думала, ещё чуть-чуть – и потеряю сознание. Не было сил переступить порог собственного дома. Я почему-то была уверена, что там нечто ужасное. Попросила слесаря первым зайти в квартиру. Казалось, его не было целую вечность… Когда он вышел, у него тряслись руки и он не мог произнести ни слова. «Не ходите туда. Надо вызвать милицию», – это всё, что он мог сказать.

Я влетела как сумасшедшая, стала бегать по квартире… Всё было перевёрнуто вверх дном, вещи разбросаны, на кухне тарелки с остатками еды, и этот странный запах. Не смогу его забыть! Я нашла её в ванной комнате. Вернее, увидела её руку, с двумя сломанными ногтями, она торчала из ванной, наполненной водой, а сверху были небрежно накиданы тряпки: бельё, джинсы, полотенца… И опять этот запах! Только на следствии я узнала, что два ублюдка начитались детективных романов и заливали всё уксусом в надежде уничтожить отпечатки пальцев. Их вычислили сразу. Наружка стояла у нашей парадной и вела видеонаблюдение, пасли какого-то наркоторговца. Всё сопоставили, и подозрение сразу упало на двух парней, которые несколько раз заходили в подъезд и выходили с полными сумками. Анатолия опознали люди из соседних домов. Я не смогла узнать в нём парня-тихоню, который не раз заходил к нам домой, даже пил чай за одним столом, – Татьяна опять притихла на минуту, пытаясь собраться с силами.

– Найти его не составило труда. Он сразу во всём сознался, хотя краденого у него не нашли. Указал на инициатора, Виктора, своего дружка, который недавно освободился из заключения за грабёж. В тот день Соня пригласила Анатолия в гости, и он пришёл не один, а с этим Виктором. Тот сам напросился. Почуял добычу! Если бы ты видела, как Анатолий рыдал на суде и твердил, что любил её и у него и в мыслях не было ничего дурного. Они сидели на кухне, Виктор вышел, и через какое-то время следом Соня. Она застала его в спальне, тот рылся в ящиках трюмо и рассовывал всё, что попадалось ценного, по карманам. Соня, со слов Анатолия, сильно кричала, он выбежал на крики и увидел, как Виктор пытается заткнуть ей рот ладонью и вдруг начинает душить и требовать помочь! У неё все руки были в синяках… в ссадинах! Она, видно, сопротивлялась, как могла, до последнего. Родители Анатолия пытались признать его невменяемым, но экспертиза не подтвердила. Он настаивал, что был под влиянием друга и не понимал, что делает, а потом было поздно отступать назад, – Татьяна издала какой-то глухой стон и уткнулась головой в колени. – У меня нет больше слёз. Я их все выплакала. Не знаю, как жить дальше…

Мне так жаль её! Лучше бы мне всё это! Прошло три месяца, а мне кажется, это случилось вчера и так будет всегда, до последнего дня.