Роман Пивоваров - Пробежка по углям

На этой неделе я узнал кое-что важное: счастлив тот, кто дарит любовь. Сделать кому-то подарок – значит ею поделиться. Когда я возвращался из цветочного магазина и дарил маме цветок, я был безумно счастлив, и это было так приятно. Я запомнил это чувство.

Повсюду, куда ни пойди и к кому ни прислушайся, люди благодарят Бога. Я тоже Ему благодарен, не спорю, но первой для меня всегда будет мама. Она не относилась ко мне, как к какому-то особенному. Думаю, ты понимаешь, к чему я. Не было такого, что она повсюду водит меня за руку или берет на руки, когда я сам мог идти. Она делала это от любви и продолжает делать. Она позволяет мне ошибаться, чтобы я мог научиться. Благодаря ей я такой, какой я есть.

В детстве, когда у меня что-то не получалось, мама любила говорить: «Не упав, не научишься подниматься». Она и сейчас так говорит, но чаще молчит. Тогда я был маленьким и не понимал, к чему «падения и подъемы», когда у меня не получается написать предложение без двадцати ошибок.

Сейчас, когда маме нужна помощь, я хочу ей помочь. Но как?

18 марта, пятница

Уф-ф, и почему жить так сложно, неужели без сложностей никак? Люди пытаются усложнить свои жизни и жизни других людей. И у них это получается. Но зачем? Как же мне хочется нормальной, спокойной жизни, без этого высасывания мозгов через соломинку. Почему так происходит, зачем одни делают все, чтобы подогнать других под себя?

На этой неделе произошло много разных вещей. Вано выздоровел, и теперь мы снова вместе: за одной партой, в коридорах и по пути домой. Даже и не знаю, радоваться или нет.

Началось все с того дня, когда вернулся Вано. У нас двойной английский: звонок с первого урока, кто-то уходит, и все же большинство остается в кабинете. Учитель выходит. Соня машет рукой с последней парты, я улыбаюсь и отвечаю ей. Вано залипает в телефоне, улучшает бойца в UFC и ничего не видит, но наше приветствие замечает Звиад.

– Что такое, Нытик, нашел себе подружку? Странно… Я думал, тебе нравятся крупные жеребцы. Так чего вернулся к громиле? Погоди, отвечу за тебя. С ним безопасно, чуть что обнимет, утешит, – говорил он громко, так, чтобы каждый слышал. – Ребят, ведь наш Нытик такой? – он обращался к тем придуркам, что фальшиво посмеивались над каждой его шуткой. – Слушай, Нытик, твоя подружка, что, слепая? Ей бы операцию сделать. Тогда бы она увидела, какой ты противный… Урод. Может, нам собраться на пожертвования, а благотворительный фонд назовем так: «ПоможемУзреть». Неплохо звучит, правда, ребята?!

Смеялось большинство, они посчитали забавными эти жалкие попытки юмора. Смех давил, лез в уши раскаленной арматурой. Я не выдержал:

– Тебе лучше захлопнуться… Изо рта воняет… И кому здесь и нужно сделать операцию, так это тебе. Подрезать язык… Чтоб больше не смог ублажать свое очко.

Теперь смеялся каждый, кроме нас двоих. Звиада перекосило, покраснел. Он не ответил, подбородок у него дрожал как у человека, который только вылез из холодной воды. Жалко его: у таких сволочей не бывает друзей. Те барашки, что путаются с ним, – не друзья, потерянное стадо, стремящееся получить ништяки популярности.

Звиада я заметил в последнюю секунду, когда он напоролся на кулак Вано. Я не пытался остановить друга. Во-первых, не успел, а во-вторых, хватит жалеть. Послышался тихий стон. Звиад качнулся, отступил назад и повалил вместе с собой парту и стулья. Грохот стоял неземной.

– Еще раз откроешь пасть и скажешь о Давиде и его друзьях… – Вано наступил на локоть Звиада. – Понятно, гондон?

Одноклассники окружили Звиада. Дружки протягивали руки, а он еще больше злился и отмахивался от подачек.

– Чего собрались, придурки! Обойдусь…

Мы с Вано вышли из кабинета. Я поблагодарил друга и сказал, что они обязательно проболтаются классной, а та – приставам, и тогда нам обоим достанется.

– О приставах не парься… Я и так у них в черном списке. Все нормально, – но вид у Вано был не совсем нормальный, его трясло, особенно руки. – А насчет новенькой… Зря ты с ней спутался. Ты ж знал, что я о ней думаю. Неправильно так…

– Не понял, что я… – поначалу я не догнал, это он так шутит или говорит серьезно. – Мы только сидели за партой.

– Говорят, не только сидели… – он засунул руки в карманы и смотрел куда-то в сторону. – Получается, ты что-то вроде предал меня. Друзья так не делают. Нет… Неправильно это.

Он ушел, так и не высунув рук из карманов. Пусть он и пытался скрыть дрожь, сжав руки в кулаках, выглядело как-то не очень.

Вано не шутил. Уж лучше получить по физиономии, чем услышать такое от друга. Я действительно ему благодарен, но с другой стороны: зачем мне навязывать понятия своих родителей-психов. Я не обещал становиться тупоголовым, не обещал играть по чьим-то правилам.

Эта неделя получилась по-настоящему тяжелой, не только из-за разборок в классе. Учителя, словно сговорились, вечно твердят то, как важно готовиться к экзаменам. «Больше старайтесь на уроках и ответственно подходите к домашним заданиям, иначе провалитесь», – говорят они.

Все эти дни я чувствовал себя подавленно. Делал странные вещи: так вчера прогулял информатику, отпросился в туалет, а сам вышел прогуляться. Смотрел в окно, пока не вспомнил, что ел мороженое аж в прошлом году. Вот я и исправил фисташковым.

А сегодня сходил в библиотеку: со мной точно не все в порядке. Кажется, я писал о разговоре с учительницей, тогда она спрашивала, читаю ли я. Мне было тоскливо, а когда мне тоскливо, я вспоминаю всякое. Так вот, я вспомнил о том разговоре и подумал, почему бы не сходить, все равно с таким настроением нечего делать.

Март – неподходящее время для прогулок. Сезон ветров захлестывает город, по улицам летают пустые пачки сигарет, со столбов срывает объявления, деревья гудят. Сурб Саркис 15показывает свой характер, дразнит горожан: то смолкает, то снова обрушивается. Ветер сорвал шляпу с головы прохожего старикашки. Старичок погнался за шляпой, но Сурб Саркис не хотел прекращать игру, он гнал шляпу вниз по мостовой. Старичок запыхался, погрозил кулаком ветру, ну а тот только рассмеялся.

Ветер вынудил меня пойти в ближайшую городскую библиотеку, не хотелось идти в школьную: там только та муть, которую проходим по школьной программе, и, к тому же, тамошняя библиотекарша меня недолюбливает. У нас с ней каждый год терки, как только приходит пора сдавать учебники. То учебники забуду подписать, то сборник задач не принесу, то наоборот притащу лишний – ей не угодишь.

Я прикрыл входную дверь и попал в небольшой вестибюль. Вдоль одной стены тянулся ряд мягких стульев и драцена, а другой – конторка. Внутри сидела женщина за компьютером, заполняла таблицу. Я немного растерялся: на библиотеку не похоже, даже книг нет.