Булат Ханов - Развлечения для птиц с подрезанными крыльями

– Винсент?

– Ни разу.

– Хм. Эрнест?

– По-вашему, я похож на Эрнеста?

– Гюстав Эйфель? Оноре де Бальзак? Людовик какой-то там? Это нечестно!

– Хорошо-хорошо. Открываюсь. С Парижем связаны Елисейские Поля, а королевич Елисей – это жених мертвой царевны.

– Скажите еще, что «Елисея» проще отгадать, чем «Иру».

– На изи! Ладно, раз уж мы познакомились, может, перейдем на ты?

– Договорились. Хоть это и неловко – на ты с королевичем.

Елисей взял со стола зубочистку, освободил от пленки и разломил пополам. Вот бы махнуть рукой на телесные сбои, на врачебные наказы и заказать пива для себя. Пробовать сорт за сортом и длить праздник до тех пор, пока он не станет невыносимым. Этот вечер слишком прекрасен, чтобы не выпить.

Пришлось незаметно ущипнуть себя за ногу.

– Мои вкусовые рецепторы передают тебе благодарность, – сказала Ира. – Кофейная линия в основе на редкость плодотворно сочетается с торфяными обертонами. Описать свои ощущения?

– Ни в коем случае.

– Тоже так подумала. Я излагаю сбивчиво, да и ты в своих обзорах, похоже, не слишком опираешься на детали.

– Верно. А вот сравнение с ядерной боеголовкой мне пригодится. Не против, если позаимствую?

Ира пожала плечами.

– Твое пиво – твой обзор – твои образы.

– Отличный слоган! Сравнение же запало, потому что я родился в уральском городе, где производят ядерное оружие.

– Как любопытно!

– Как-нибудь расскажу об этом.

Произнеся это, Елисей смешался. Сейчас Ира припишет ему тайные намерения, долгосрочные планы и сухо попрощается. Решит, что ее расположение покупают за бокал стаута. Чтобы не обременять девушку излишним интересом, Елисей тактично увел взгляд.

За соседним столом крупный тип с эспаньолкой и ранней сединой в волосах деловито заливал что-то в уши молодой спутницы. Облаченная в облегающее фиолетовое платье до колен, она любезно, с подчеркнутым достоинством внимала рассказу, не кивая и не поддакивая.

– …такие китайские товары «Али экспресс» отправляются в Россию транзитом через Казахстан, – утверждал мужик. – Сейчас это самый развитый торговый узел в Средней Азии. Мировые корпорации инвестируют в Казахстан миллиарды долларов, там прокладывают автодороги, строят нефтепроводы и больницы. За двадцать лет прожиточный минимум в стране вырос, вдумайся, в семь раз. Если бы меня на камеру спросили, где грамотнее распоряжаются природными ресурсами и где выше уровень жизни, в России или в Казахстане, я бы без сомнений выбрал второе.

Распевая дифирамбы дружественному цветущему государству, тип периодически проводил пальцами по эспаньолке, будто удостоверяясь, что контуры ее не изменились. Под белой рубашкой с крапинками, расстегнутой на две пуговицы, виднелась бритая грудь, красная и упругая, как дубленая кожа.

Елисея передернуло от мысли, что сейчас он выглядит похожим на этого самодовольного охотника, красующегося перед добычей.

– Я даже не предполагала, что один из главных пивных блогеров живет в Элнет Энере, – сказала Ира.

– Честно говоря, это и для меня неожиданность. Я бросил Питер и пришвартовался здесь этим утром.

– Ого.

Ира сделала большой глоток и задержала его во рту. В ее карих глазах с оливковым отливом установилось изумление, точно ей сообщили, что ее любимое кафе внезапно закрылось.

– Представь, что у тебя малоизвестный мобильный оператор, – произнесла она. – Совсем нераскрученный. Ни рекламы на «Первом канале», ни фирменных салонов связи на автобусных остановках, ни шариков с символикой компании. И вдруг ты встречаешь человека, который пользуется тем же оператором, что и ты. У меня аналогичные чувства. Я ведь тоже приехала сюда сегодня.

Ответить Елисею помешала хлопнувшая за спиной дверь. Он повернул голову, и брови сами собой приподнялись.

Лохматый субъект на пороге казался диким.

Не варваром, не безумцем, а именно диким.

Юношеские черты в облике нового посетителя уживались со старческими, а его возраст навскидку не определил бы и специалист по социальному страхованию. Кончики выпуклых ушей торчали из-под вздорных рыжих косм, а выскобленные дряблые щеки добавляли виду потрепанности. Армейский низ контрастировал с отшельническим верхом: начищенные берцы слоновьего размера и камуфляжные штаны безо всякой логики дополняла затрапезная шерстяная водолазка, облепленная репейными колючками. Вошедший двумя руками опирался на алюминиевую трость.

Все смолкли. Исчезла даже музыка.

– Моя порочная паства! – загремел раскатистый голос. – Вы снова отринули учение Божье!

Раздались аплодисменты.

– Руби сплеча, святой отец! – выкрикнул кто-то.

– Слава проповеднику!

Новоявленный гость потопал вдоль столов и барной стойки в дальний конец, волоча за собой трость. Она погромыхивала на стыках кафельных плит, как железнодорожный состав во время торможения.

Почти добредя до кухни, вихрастый субъект развернулся.

– Известно ли вам, что есть незрелость? Откуда она берется? Пребывает ли она в душах от рождения или проклевывается в них потом ростками белены и дурмана? Считается ли незрелым безвинное дитя или его безгреховная сущность ограждена его от той незрелости, что губит нас?

Притихшая публика ждала продолжения.

– Вчера у фонтана меня потрясла юная дева. Она курила электронную сигарету и плакала так, что ее слезы, подобно воскресному дождю, зашуршали в моем сердце. «Что с тобой, дочь моя?» – спросил я, подавая платок. «Моя жизнь кончена! – воскликнула юная дева. – Кругом ложь и вероломство!» – «Но почему ты так решила?» – снова спросил я. И тут она утерла слезы и промолвила: «Потому что нож в спину вонзают те, кого защищаешь грудью».

«Проповедник» ударил кулаком по барной стойке, точно она перед ним провинилась.

– Она изведала боль, – изрек он. – Она открыла, что подлунный мир заключает в себе не только радость, но и горе, не только великодушие, но и коварство, не только свет, но и мрак. Подлость сбила ее с ног, и сомнение трупными червями прокралось в ее нежную душу. Горизонт заволокло графитовыми тучами, и пыль взвилась столбом.

Между тем бармен наполнил стакан лагером и учтиво подвинул его вещателю. Дикий незнакомец отхлебнул треть и вытер губы рукавом.

– Кто из нас осмелится судить юную деву? Кто из нас проводит смехом ее согбенную фигурку, устремленную в неизвестность? Кому из нас неведомо отчаяние, заполонившее ее? Разве не сталкивались мы с бесчестьем, которое сокрушает волю, и с обманом, который толкает в пропасть уныния? Разве не настигало нас озарение, что властвуют в земной юдоли негодяйство и беззаконие, лицедейство и алчность, равнодушие и цинизм, хейтерство и хайп? Словно кишечная хворь, набрасывались на нас немощь, и страх, и великий трепет. Не умея совладать с этими напастями, мы мирились с ними. Да, говорили мы, здесь нет ничего, кроме торжествующего скудоумия и циркулирующего разврата. Да, говорили мы, Бога не существует, а если Он и был когда-то, то давно нас оставил. И считали себя умудренными, прозревшими, проникшими в чернильную сердцевину мироздания.