Вера Скоробогатова - На пути в Иерусалим

Друвис предложил заказать молебен о душе ее отца:

– Тогда Кирилл не будет являться тебе.

Аня недовольно поморщилась:

– Я не хочу за него молиться!

Но Друвис терпеливо объяснил:

– В этом вся суть! Молиться нужно за всех, за ненавидящих и обижающих тебя, за любых кровопийц и врагов. Тогда они не причинят тебе зла.

И действительно, больше Кирилл своей младшей дочке не снился.

До знакомства с Друвисом несколько симпатичных мужчин пытались завоевать ее сердце и с каждым из них, так получилось, она была в близких отношениях. Одновременно. Она не знала, кого из них выбрать. В душе Аня оставалась зажатой и недоверчивой, а роль обманщицы вызывала стыд. «Я одна, а их всегда несколько – глядящих с нежностью, волнующих сердце и дающих надежду на доверительные отношения. – То, чего мне с младенчества не хватало, – думала она. – Я беру то, что мне нужно. В чем же моя вина?» Аня боялась потерять иллюзорную поддержку извне, и была не в состоянии замкнуться на одном обожателе. С детства познав, как непредсказуемы близкие люди, она не могла никому довериться до конца. Успокаивало девушку лишь присутствие «запасных вариантов». Когда кто-нибудь разочаровывал или уходил в тень, это не воспринималось ей настолько болезненно, будь он один. Чаще всего Аня лишь облегченно вздыхала. Её мужчины не догадывались о соперниках. Она ловко привирала, никогда не путалась в мелочах, и, что главное для лгуньи – обладала наивным, вызывавшим доверие личиком и буйным темпераментом.

Первая близость всегда случалась помимо воли Аннушки. Она подвергалась такому страстно-любовному напору, что ей оставалось лишь сдаться. Аня мечтала хранить верность единственному избраннику, – с незаурядным умом и глубокой душой, красивому и сильному, способному любить и доставлять ей волшебные ощущения. Но мужчины, что оказывались на ее пьедестале, очень быстро оттуда спускались. И Аннушка радовалась, что недолго была с ними искренна, не уехала на край света и не родила им детей. Наконец, ее захватил в свой плен красавец Друвис, «латышский папа», и всё изменилось: «запасные» канули в лету.

Выезжая на природу, Анчутка в свои двадцать «с хвостом» становилась резвой и румяной, словно пятнадцатилетняя нимфа. Она бегала вприпрыжку, по-мальчишески гоняла на велосипеде. Летом, шестого июля, Аннушка отправилась в загородный пансионат, чтобы отдохнуть от людей и пошалить: сплести венок из папоротника и попрыгать ночью через костер. Немного поспав после игрищ Ивана Купала, она двинулась на велосипеде в сторону озера. На руле покачивался тяжелый венок из трав, цветов и березовых прутьев.

Лесной заказник был пуст. Небо затянулось тучами, но сквозь них проглядывало жгучее солнце. Анчутка нырнула в теплую, настоянную на травах воду, напоминавшую колдовское зелье, и танцевала, растворяясь в блаженном единении с природой. «О, космос! О, высшие силы! Святой Иван! – умоляла она. – Подарите мне большую любовь, о какой поют в песнях и пишут в книгах!»

Вокруг шумел хвойный лес. У берегов золотился мягкий песок. Плескаясь в темных, нагретых солнцем волнах, Анна обернулась, проверяя, на месте ли вещи. У входа в купальню, на спускавшихся в воду корнях огромной сосны стоял высокий, не молодой, но удивительно красивый человек, и с интересом наблюдал за Анчуткой. Большие, пронзительные голубые глаза светились, показалось ей, неземным светом, словно физическая красота выражала душевную.

«Неужели Иван услышал зов и выдумал для меня сказку волшебного озера?» – улыбнулась она и поплыла к берегу. Пришелец не уходил и продолжал неотрывно глядеть на неё. «Хорошо, что я надела купальник», – мелькнула мысль. Обычно она этого не делала, чтобы не сушить его и не возиться с переодеванием. Смущенно придерживая на себе маленькие розовые лоскуты, скрепленные тонкими черными шнурами, Анчутка выбралась к подножию той же сосны и остановилась, прислонившись к неохватному смолистому стволу. Затем принялась рассматривать лицо незнакомца, синие с темной радужкой глаза.

– Как вода? – мягким голосом спросил он.

– Искупайтесь, не пожалеете, – пожала плечами Аня, устраиваясь на толстых корнях и подставляя мокрую кожу солнцу.

Мужчина зашел в воду и, улыбаясь, остановился перед ней.

– Угадайте, кто я… И что здесь делаю, – вкрадчиво предложил он.

– У вас интересная профессия. И неподалеку дача, – сказала Анчутка первое, что пришло на ум.

Он был одет в модные бежевые шорты, важно запрокидывал голову и напоминал художника, либо архитектора. Только состоятельные люди и их наследники имели дачи в роскошных питерских пригородах. Кто еще мог оказаться на озере в восемь утра?

– Я похож на человека, у которого может быть дача?

– Да. Бомжей здесь нет, заказник полиция патрулирует.

– Я – не местный житель.

Анчутке захотелось испытать свою проницательность, она много общалась с людьми и редко ошибалась в таких вопросах.

– У вас идеальное произношение, значит, вы из большого города. И это не юг. Не Москва, не Мурманск. Может быть, Новгород? Или Южно-Сахалинск?

«Прибалтика, – подсказывала интуиция. – Взгляни на его стойкий светлый загар, благородное изящество крупной, складной фигуры и направленные вниз уголки глаз». Но Аня отринула эту версию: «Слишком правильный русский язык».

Позднее Друвис рассказал, что в детстве дружил с русским мальчиком, мать которого работала в библиотеке, что до окончания школы слышал классическую русскую речь и читал русские книги.

Дождавшись, когда Аннушка начнёт сгорать от нетерпения, пришелец весело произнес: «Спасибо! Мне были приятны ваши слова. Я строитель, ремонтирую квартиры. Этим летом – в Питере. Приехал на первой электричке посмотреть могилу Анны Ахматовой. А живу я на окраине Риги».

– Не верю! – воскликнула Аня. – Какая ваша предыдущая профессия?

– Академий не заканчивал!

Анчутка до сих пор не встречала строителей, обладавших бездонными глазами сказочников-философов и породистой, ангельской красотой, и попыталась разгадать причину несоответствия.

– Вы тайно пишете в стол? Литература, музыка, живопись? Или ваша мать – преподаватель? А может, вы были актером?

– Ничего подобного, клянусь, – рассмеялся он. – Я работаю в разных странах – Франции, Германии, Бельгии. Подолгу не бываю дома.

Не отставая, он шел следом. Аня собиралась провести выходные в уединении, но поймала себя на мысли, что ей вовсе не мешает незваный компаньон. Они долго беседовали, гуляя по лесу, а потом сидя возле озера на скамье.

– Первой из моих дочерей двадцать восемь, – поделился пришелец. – Я уже древний. Не спрашивай о возрасте.

«Оу, его дочка старше меня», – вновь удивилась Аня, и задумалась. «Сколько же ему, в самом деле? Сорок шесть? Пятьдесят? Шестьдесят? Оказывается, некоторые люди даже в зрелые годы затмевают всех красотой!» Ей, не любившей рисование, вдруг захотелось написать портрет. «Когда у людей кончаются слова восхищения, начинается движение кистью…» Анчутка сравнивала оттенки растений и переливов воды, подбирая их сочетания к загорелой коже Друвиса. Беспечно прищуриваясь, примеряла тона неба и туч к сияющей глубине его глаз. Внезапно он уселся позади Ани на скамью и порывисто обнял за талию, прижавшись щекой к щеке девушки – сквозь капюшон ее красной куртки: