Вера Скоробогатова - На пути в Иерусалим

Видеть могилу сестры девушка не желала. «При взгляде на нее я тоже умру, немедленно!» – восклицала она, и щеки ее краснели. Помня истерику дочери и врачей «Скорой помощи», Катерина старалась не заговаривать с Аней о кладбище.

Прошло десять лет со времени смерти сестры. Вместо того, чтобы стать взрослой рассудительной женщиной, драчунья, потерявшая половину себя, превратилась в растерянный, слабый цветок без возраста. Она не имела друзей, отношения с матерью не складывались. Теперь девушка снимала однокомнатную квартиру недалеко от клуба «Галактика» на краю большого парка, у заросшего озерца.

«Я – русалка, а не амазонка, и, конечно же, не анчутка, – фантазировала она на диване. – Я обитаю в уютном домике из ракушек, наблюдаю за миром со стороны и стараюсь, чтобы он значил для меня не больше, чем кинофильм. Невозможно жить среди вечных страхов и подозрений. Мне нужны доверие, забота и нежность. Я погибаю без них. Но я бегу от людей, как доведенный до отчаяния ребёнок. Не оглядываясь, как из страшного плена, с одной лишь мыслью: быть дальше. Наконец, я на дне водоема! Захожу в тихое убежище, обо всём забывая. Я – дитя воды. А над водой, как всегда, пожар. Шум, суета, война. Я боюсь огня и никогда не сумею его полюбить. Война никогда не кончится: мир людей не существует без нее. Но я прячусь за тёплыми и толстыми стенами из ракушек. Здесь меня никто не обидит…»

Катерина и Максим согласно жили вдвоем и участвовали в жизни Аннушки лишь формально по телефону. Аня была серьезной девушкой: окончила университет, нашла недурно оплачиваемую работу, волноваться за нее казалось излишним. Внуков от нее не требовали и по поводу замужества не докучали: молодая Катерина шарахалась от звания бабушки, а ее новый муж давно уже сделался дедом.

«Нет на свете людей, которые были бы более мне чужды, чем они», – грустила Анна. Ей нестерпимо хотелось общаться с близким по крови человеком, и она попыталась возобновить отношения с бабушкой по отцу. В молодости старушка была горда и самонадеянна, но теперь у нее не осталось ни мужей, ни детей, ни внуков, кроме Ани. Увлечения театром и модой ушли в прошлое, оставив пустоту.

– Ты пришла ради квартиры? – насмешливо хмыкнула она, увидев на пороге красивую, нарядную внучку. – Напрасно. Я уже завещала ее. Не тебе. Завещаю, кому хочу. Но это все ерунда, потому что на тот свет я не собираюсь.

– Просто мне неспокойно, – пожала плечами Аннушка, притворяясь, будто слова старухи нисколько ее не задели. Но, натолкнувшись на ледяной, недоверчивый взгляд, расплакалась:

– Мне одиноко, ба. К кому мне еще идти?

– Значит, ты не ладишь с ведьмой Катюхой. Это понятно. Ладно, входи, – снизошла старуха, плотнее запахивая длинную вязаную кофту.

Она была схожа с покойным сыном и внешне, и характером. Пройдя в захламленную комнату, заворчала:

– Зачем Киря женился на твоей полоумной дикарке-мамаше? Это она довела его до смерти! Такой красавец был мой сыночек, такой умница! Вот, посмотри.

Она достала из полированной тумбочки фотографии и поцеловала их. Однако Аня не заметила на морщинистом лице никаких чувств, кроме самодовольства. Так же, как много лет назад.

…Бабуля была моложава, модна, жизнерадостна, и походила на маму Аннушки и Анисьи. Она красиво шагала на каблуках, в ярком коротком платье по городским паркам, крепко держа за руки хорошеньких, похожих на нее девочек, и говорила: «Мои славные куколки!» Бабушка любила привлекать внимание, ей льстили комплименты со стороны. На людях она гордилась Анной, но вот парадокс: заботясь о пище, одежде и опрятности малышки, никогда не интересовалась ее переживаниями, по-взрослому шутила над ней и говорила колкости. Характер бабули был не из легких, и дальновидностью она не отличалась. Аннушка не понимала ее поступков так же, как и родительских. Старалась отвлекаться, не принимать близко к сердцу горькие слова близкого человека, которые казались ударами в спину. Девочка замыкалась, чувствуя вселенское одиночество, которое постепенно перерождалось в боязнь людей и гордое отшельничество. Тем не менее, жила Аня с виду благополучно, и на фоне ровесников не имела права ни на что жаловаться. Ее появление на свет усложнило жизнь близким, однако они на произвол судьбы Аннушку не бросали, кормили, учили, иногда дарили подарки. Только эмоциям доброй отзывчивой девочки не было ни выхода, ни ответа, и она научилась держать их в себе, не разделяя даже с сестрой Анисьей.

Минуло много лет.

Море сложностей преодолела Аннушка в одиночку, кое-как приспособилась выживать. Теперь у бабушки болели суставы и она редко покидала дом, ходила лишь в магазин. Аня принялась навещать ее, но духовной близости, о которой мечталось, она так и не получила. Бабуля осталась равнодушна к внучке, а та при взгляде на нее вспоминала досадные мелочи своего детства.

Обнаружив перераспределение сил из-за немощи старухи, Аня осознала возможность отомстить ей за давние слезы. И содрогнулась от собственных мыслей. Она лишь про себя выговорила бабке: «Каждого, даже самого грозного, гордого, самоуверенного человека рано или поздно раздавит время! Люди бездумно обижают детей, забывая о том, что однажды поменяются с ними местами, попадут в зависимость от них и будут надеяться лишь на гуманность молодых и сильных. На то, что те окажутся духовно выше и мудрее старших». Девушка не лелеяла обид и не злилась, только забыть о детских ранах у нее не получалось. В те дни Анчутка не чувствовала любви – ни к бабуле, ни к кому бы то ни было на Земле. В нее словно забыли при рождении вложить этот дар, заменив холодным чувством долга. Даже увлечение мужчиной казалось ей только жаждой заполнить душевную пустоту.

Девушка с удовольствием следила, чтобы старушка была сыта, пострижена и помыта, надевала чистые футболки и не рваные носки. Ане было приятно помнить и рассказывать коллегам о том, что у нее есть бабушка – коренная петербурженка с объемным сундучком наград, исторических фотографий и почетных грамот советского времени. А что та переживала, уже не волновало внучку: «Какая разница, о чем бабка вспоминает, глядя прямо перед собой в пространство?» Аня не находила ни сочувствия, ни интереса к полному приключений прошлому этой непростой личности. И, если бабуля начинала о чем-то рассказывать, слова пролетали мимо ее ушей. «Пока люди живы, ничего не поздно исправить», – упрямо повторяла себе Анюта, но ее душа не открывалась бабушке. От собственного равнодушия наворачивались слезы. Чтобы привнести в отношения красоты, Аня дарила старушке цветы и ставила в церкви свечи за ее здоровье. Маленькие огоньки дрожали в полутьме, напоминая промелькнувшие годы. Порой в одном из них Ане мерещилось молодое бабушкино лицо, и хотелось протянуть ей навстречу руки.