Татьяна Гржибовская - Господин исполнитель

На самом деле Михаил поступал как нормальный мужик. Чем выглядеть круглым идиотом, – а что он может сделать? – лучше ретироваться и пережить бурю, потом, глядишь, всё как-нибудь само устаканится.

– Всё… будет… хоро… шо! – беспомощно икал он.

Вета кружилась по квартире, собирая свои и дочкины вещи в кучу посередине комнаты, и разговаривала сама с собой, – до того злость распирала её. Михаил безучастно наблюдал за действиями жены. Стены комнаты наклонялись то вправо, то влево, люстра качалась, свет неприятно резал глаза.

– Как мне плохо… – стонал он, отворачиваясь к стене. – Мельтешите тут… кричите… мешаете спать…

– Вот идиот! Напился, и всё ему трын-трава! – долетал сквозь полудрёму голос Веты. – И до ребёнка ему дела нет! Другие из кожи вон лезут, в престижные школы детей пристраивают, репетиторов нанимают! А тут такая возможность! Учитель – концертирующий пианист! В класс приглашает. А мы ещё думаем, резину тянем: а может, «да», а может, «нет»? Тюфяк ты набитый!

Вета возмущалась, но в душе понимала, что в словах её много несправедливого. Кто таскал с дежурств отбивные для Альки? «Вот моя доля мамонта!» Кто уговорил её саму бросить работу, когда у дочки началась нервная рвота на детский сад? Это он твердил: «От твоей науки ни толку, ни проку! Займись ребёнком…»

«В конце концов, – подумала Вета, выпустив пар, – он ведь кормит меня. И не ворчит за потраченные на новые колготки деньги. Уже за это я должна быть ему благодарна».

Она подошла к Михаилу и тихонько присела рядом. Тот лежал, уткнувшись в подушку, а когда почувствовал её присутствие, поднял голову и посмотрел на неё одним открывшимся, но преданным глазом.

– Да!.. Тюфяк… доктор… Ольшанский… набитый… – и провалился в сон.

Утром доктор Ольшанский поднялся ни свет ни заря, принял душ, побрился, надел чистейшую выглаженную рубашку, поцеловал сонную Вету в тёплую щёку и отправился «на службу» как ни в чём не бывало. Но не надо думать, что Михаил всё сказанное женой пропустил мимо ушей и забыл. Он ходил мрачный и молчаливый, раздражался по мелочам и избегал общения. Он кожей чувствовал: от него ждут решения. И вот настал день, когда он «дозрел» и заговорил первый.

– Я знаю, ты сердишься. Но сама подумай: где я буду работать? Что я буду там делать? Кто меня ждёт в этой огромной бестолковой Москве?

– Миш, ты совсем одичал, – сокрушалась Вета, – тебе, с твоим образованием и опытом, чего бояться? – досадовала она. – Дорогой, ну почему ты всегда себя недооцениваешь? Ты прекрасный врач!

– Ну ладно, не городи чепухи! Обычный врач, каких тысячи, – смущался Михаил – вечно жена преувеличивает, врач как врач, на то и врач, чтобы лечить, это работа. – И сама знаешь, в Москве я буду не первый, кто ищет работу! А жить где? Вот мы приедем, и куда?

– Ладно, Миша, это всё отговорки, – отмахивалась Вета. – Жалко нашу Алю. Ты папа. Кому, как не отцу, прокладывать детям дорогу в мир? И потом, сколько раз мы убеждались, что перемены – это толчок к развитию…

Он и сам ждал этого толчка.

– Хорошо! – согласился Миша и уже вечером положил перед Ветой нужную сумму денег – где он их раздобыл, осталось тайной.

На следующий день Вета с Алей ехали в Москву. До экзаменов оставалась неделя. «Провалимся – ну что ж поделаешь, всё же будем надеяться, – рассуждала Вета, лёжа на верхней полке плацкартного вагона. Ей не спалось. К тому же грузный сосед на нижней полке храпел оглушительно. – А сдадим – тогда будем проблемы решать. По мере их поступления».

Михаил остался ждать результатов экзаменов Али. Почва уходила у него из-под ног при мысли о переезде. В отсутствие жены и дочери он вновь схватился за привычное утешительное. Бутылочная тара заполонила квартиру, хоть грузовик подгоняй, а Михаил всё не мог найти точку опоры. В голове периодически всплывали Ветины слова:

«Миша, ты о нас подумай, мы с Алей без тебя пропадём!»

Эта фраза просветляла мозги. Но потом тонула в потоке бессознательного. Он плыл по течению.

Вета волновалась: Михаил не отвечал на звонки. Интуиция рисовала картинки одну страшнее другой. Ей хотелось всё бросить и мчаться спасать доброго беззащитного Мишу от неискоренимого порока.

Только что-то подсказывало Вете: если пойдёт на поводу бабьей жалости – погубит и Алины надежды, и своё право на перемену жизни, и, в конце концов, самого Мишу – ведь надо же ему когда-то повзрослеть!

Поворотный в их жизни момент настал. Или поменять себя, или каждому пойти своей дорогой.

– Аля! Что же нам теперь делать? – советовалась Вета с дочкой, когда экзамены были успешно сданы. – Папа молчит. Но ведь жизнь надо устраивать. Мы что, ему совсем безразличны?

– Ну так давай позвоним папе, обрадуем его! – выпалила Аля. – Я ведь поступила в класс Кречетова!

– Нет, я звонить не буду, это выше моих сил – начинать всё опять сначала! – воспротивилась Вета.

– Тогда позвоню я! – и Аля набрала номер отца.

Бесстрастный голос доложился за хозяина телефона: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

Михаил позвонил вечером следующего дня. Вета не сразу его узнала – голос глухой и далёкий, как из преисподней.

– Завтра приеду. Где я вас найду?

Вета надиктовала адрес.

Назавтра, решительно настроенная, она ждала мужа на пустынной детской площадке перед пятиэтажкой, где они с Алей временно остановились у знакомых. Увидев Мишу, не кинулась, как в прежние времена, выразить сочувствие и понимание. И обмануть себя, что теперь-то точно прощает последний, самый последний раз… Она поставила протрезвевшему супругу ультиматум:

– Хватит мне голову морочить обещаниями! Мы с Алей сами справимся. Я пойду на любую работу. А ты уезжай куда хочешь. Найди себе кого-нибудь, в конце концов! Зачем мы тебе нужны – чтобы нас мучить?

От истошных криков Веты на заброшенной детской площадке в отдалённом районе Москвы с окрестных кустов шарахнулись испуганные воробьи.

Она заглушала в себе голос бесконечной жалости. Её Миша, её «французский принц» сейчас был похож на несчастного бомжа, который каждое утро копается в контейнере с мусором возле их «хрущёвки».

Кричала, чтобы не передумать. Она решила расстаться с замечательным, сердечным, талантливым Мишей, потому что невозможно жить без согласия и без движения вперёд. Вета выбрасывала аргументы, стараясь убедить мужа и себя в своей правоте, он странным образом не возражал. И даже не оправдывался. Молча ждал, когда она закончит свою тираду. Потом, на фоне показавшейся даже странной тишины, Михаил сказал Вете главные слова:

– Вета, я приехал, чтобы быть с тобой и с Алей. Я найду такую работу, чтобы Аля могла учиться. И я никуда не уеду, потому что люблю тебя.