Александр Махнёв - Ушедшие на небеса

– Отделались вы, братки, лёгким испугом. Везёт вам. А вот мы устали бойцов в тыл перевозить, побито много нашего брата. Держитесь.

Кашевары поздно ночью подвезли пищу. Удивительно, но каша была тёплой и в котелках они обнаружили довольно большие куски тушёного мяса. Чай был горяч и крепок.

Петрович отреагировал на эту маленькую окопную радость.

– Живём, брат…

Он выскреб крохи из котелка и с ложкой в руке тут же заснул. Стас теснее приткнулся к боевому товарищу.

Бойцы спали крепко. Снов не видели, это был сон уставших мужчин. И не ведали они, что через пару часов их вновь накроют артиллерийский налёт, кромешный ад и пламя… и Господь теперь уже не сможет помочь. Они погибнут мгновенно, не успев почувствовать боли и пролить слёз. А ещё через час гусеницы вражеских танков разорвут их тела, раздавят оружие, траншеи, окопы, вспашут осеннюю землю. Потом позиции вновь отобьют советские войска. В минуты передышки бойцы подправят окопы, траншеи, бережно положат в низине то, что осталось от бойцов, боровшихся за этот плацдарм ещё несколько часов назад. Но целых тел не будет, будут раздавленные, разорванные останки тел. Среди них и то, что осталось от Кузьмина и красноармейца Поповича…

В течение 6-10.10.44 года, противник не прекращал своих атак, поддерживая их мощным арт. мин. огнём и стремясь любой ценой сбросить наши части с правого берега р. Нарев. Противник предпринимал по 6–8 атак в день, но все попытки успехов не имели. Части дивизии стойко защищали каждый метр завоёванного ими плацдарма, каждая отбитая атака придавала уверенность и мужество нашим бойцам и офицерам, героически дравшимся за плацдарм .

Неся большие потери, враг был обескровлен, его наступательный дух подавлен, резервы истощены, и он уже не мог рассчитывать на успех .

В ходе ожесточённых оборонительных боёв … дивизия потеряла убитыми 280 человек, ранеными – 840 человек и пропавшими без вести – 448 человек .

Частями дивизии за этот период противнику нанесены потери: солдат и офицеров до 3000 человек .

Дивизион, не меняя боевого порядка, в течение двух дней 4 и 5 октября вёл тяжёлые бои. В результате напряжённых боёв огнём дивизиона нанесён ущерб противнику. Сожжено 8 средних танков, подбито 2 средних танка, разбито 8 автомашин, убито не менее 260 солдат и офицеров .

Наши потери: разбито 9 пушек, 7 ПТР. Потери личного состава: убито рядового и сержантского состава – 12 человек, ранено – 16 человек, пропало без вести – 6 .

10 октября 1944 года распогодилось. Утром выглянуло солнце, ветер стих. Тишина. Комбат шёл к командному пункту. В боях и ему досталось. Немецкая пуля не пощадила. Левая рука на перевязи, ноет и при ходьбе неприятно отдаёт в плечо. Ничего. Пройдёт. Сейчас не это главное. Главное – на плацдарме удержались. И не просто удержались – отбросили немца, морду разбили, нервы хорошо потрепали. Раны теперь зализывает.

У блиндажа командного пункта дивизиона стояли офицеры. Это были начальник штаба Ерёмин и замполит Кравченко.

Ходоренко поздоровался с подчинёнными и первым вошёл в блиндаж.

– Садитесь товарищи. Ерёмин, докладная записка в дивизию готова? Хорошо. А проект приказа? Давайте сюда.

Командир дивизиона взял документы, углубился в чтение.

– Так что – на сегодня убитыми значатся 20 человек?

Начальник штаба попытался привстать. Комбат махнул рукой, дескать, сиди.

– Да, вчера ещё двое бойцов из второй батареи погибли. Все погибшие похоронены. Захоронение рядом с медсанбатом дивизии. Хорошая там площадка, земля песчаная, сухо. Старшина отделения питания и бойцы первого взвода ПТР работали. Извещения на всех написаны, там и адрес захоронения указан. Вот они, подпишите. Да. Пополнение обещали через три дня прислать, а завтра уже лошадей пригонят и орудия, правда, пять всего, но обещали не задерживать поставку. Такие вот дела, командир. Как рука?

Майор встал, поморщившись, поправил бинт, удерживающий руку на весу, прошёл вдоль стола. Подошёл к замполиту.

– Видишь, Николай Сергеевич. Вроде всё по уму. Люди погибли – похоронили, лошадей потеряли, завтра другие будут, пушки подвезут. Всё по уму. Но мы будто о шахматах говорим: пешки туда-сюда, ладья упала и прочее.

Видно было – Ходоренко нервничает, наверно и рана зудит. Командир продолжил.

– Людей теряем. Две недели как пополнение получили, три десятка бойцов. Помню, улыбались парни, с настроением к нам прибыли. Помнишь, Ерёмин, Копнин рассказывал как «толмач» тот, что с поповской фамилией, говорил: «Спокойно тут у вас». Я его улыбку хорошо помню, добрая улыбка. Вот тебе и «спокойно». И было это ровным счётом две недели назад. Из тех тридцати бойцов – восемь в строю осталось. Что это – «пушечное мясо»? Это же люди, наши люди. Это мы их не уберегли, мы! Командиры!

Майор вновь замолчал. На его потемневшем лице забегали желваки.

– Я с командиром роты ПТР, Копниным, разговаривал, где, спрашиваю, расчёт Кузьмина? Петровича, где расчёт? Нет расчёта, докладывает, и на небо смотрит, мол, на небесах они. А что я родным напишу? Что? Не могу же я, советский командир, на небеса ссылаться. Шесть человек пропали без вести! Я понимаю, трижды немцы бороздили танками те окопы, где и Кузьмин был, и Попович, да и другие. Умом понимаю, но сердце болит. Нет их ни среди живых, ни среди погибших. Их просто уже нет. Может ли быть такое? Не должно такого быть.

Командир замолчал. Офицеры встали. Потупив взгляды, молчали. Это была минута. Да. Всего минута. Но она была длинной и тягостной, то безмолвие было в память о погибших и без вести пропавших. А больше минуты жизнь для поминания не отпустила. Мгновения – и вновь всё вокруг кипело, надо было думать о живых. Готовить силы, готовить средства для дальнейших боёв. Впереди была Варшава. Дальше Германия, Берлин.

Впереди были трудные дороги к Победе.

Рассказ представлялся на рассмотрение конкурсной комиссии Оргкомитета литературной премии «Писатель года» РСП в 2017 году. Автор объявлен лауреатом литературной премии «Писатель года» за 2017 г., 3-я премия в основной номинации .

Олег понимал – отец умирает, он чувствовал это. Люди смертны, все уйдут в мир иной, и это произойдёт с каждым. Но как принять эту неизбежность, как с ней мириться? Да, девяносто два года, это очень солидный возраст. Война, два ранения, контузия, сложнейшие послевоенные годы, армейская служба, смерть жены… всё это зарубки на сердце. Каждый прожитый день давался отцу тяжело. Он почти не вставал, был худ, ел мало и неохотно, лекарства выбросил. Через силу шутил: «К чему они, только желудок травят». Но держался, держался, как мог. Он пытался не отвлекать родных от повседневных забот, а если уж и позовёт к себе – ясно, без их помощи никуда.