Николай Пинчук - Кашалот

Успокоившись, Ванюша так же, не поднимая лица и не поворачивая головы, начал оглядываться. Есть такие приборы, локаторы – они посылают во все стороны радиоволны, эти волны отражаются от предметов, которые находятся в зоне действия локатора, и возвращаются обратно. Локатор эти отражённые волны улавливает, и затем можно составить картину того, что творится вокруг. Ванюша не знал, что такое локаторы и как они работают, но сам был как локатор. Он просто чувствовал.

Вот прямо за спиной тепло и спокойно. Это Валентина. Кажется, ей можно доверять. Чуть левее, где стоит шкаф, тоже спокойствие, только другое, гладкое и прохладное. Но почему-то там же ощущается и какой-то простор, как будто сразу за шкафом не стена, а пустота. Впрочем, она тоже беспокойства не вызывает. Значит, шкафу и тому, что за ним, тоже можно доверять. Справа от Валентины, где противоположная от шкафа стена, несколько дыр. Ванюша знает, что это всего лишь двери в спальни, но сейчас воспринимает их как норы, кишащие чужими, которые там скачут, шумят… могут быть опасны. Все или не все? Он не знает. Но лучше туда даже не заглядывать. Прямо перед ним что-то простое, надёжное и полезное – ах да, это грифельная доска на колёсиках. Может пригодиться. А ещё левее и дальше – такая же пустота, какая ощущалась за шкафом, только очень тревожная. Почему? Это ведь просто выход из холла на лестницу. Может, потому что именно туда Ванюшу хотели увести на прогулку вместе с чужими? Нет, не поэтому. Там что-то ещё есть. Может не сейчас. Может, позже появится. Но оно очень страшное. Это надо заметить. Всё надо заметить.

Ванюша встал, подошёл к доске и нарисовал всё, что почувствовал. Сразу стало спокойнее, и он оглянулся на Валентину. Та уже не читала, наблюдая за ним.

– Очень красиво, – сказала она. – А что это такое?

– Это! – отчеканил в ответ Ванюша, указывая на рисунок.

– Да, это, – спокойно согласилась Валентина. – Что это?

– Это! – строго повторил Ванюша, и Валентина поняла, что Это надо сохранить.

Сохранить Это оказалось не так просто. Дело даже не в том, что доску в холл поставили специально для занятий – на ней должны были записывать условия всяких логических задач и тому подобное (текущая смена весенних каникул называлась «Интеллект» – специально для детей, которые и на праздниках были готовы сочетать активный отдых с умственными упражнениями, чтобы потом вернуться в школу крутыми интеллектуалами и хватать «пятёрки» по всем предметам сразу – впрочем, в большинстве случаев так считали не сами дети, а их родители). С доской проблему решили – Анна Юрьевна, директор лагеря, привезла из города рулон ватмана, листы крепили магнитами поверх Ванюшиного рисунка и на них писали всё, что нужно. Но это когда проходили занятия. А в другое время, несмотря на все просьбы и объяснения Валентины и самой Анны Юрьевны, всегда находился какой-нибудь юморист, который норовил то что-нибудь пририсовать на доске, то наоборот – стереть.

Это были чужие. По словам Валентины, они просто «не понимали». По ощущениям Ванюши – они разрушали его (а может, и свою) безопасность.

Вот и теперь: в правом нижнем углу кто-то нарисовал рожу и написал пять букв. Ванюша знал эти буквы: И, Д, снова И, О, Т. Попытался сложить их в слово – получилось что-то непонятное. Впрочем, это неважно. Важно то, что все эти лишние детали на рисунке мешали, запутывали. Надо их убрать.

Ванюша взял губку и аккуратно подтёр всё чужое. Стало спокойнее. Он вернулся к тарелке с кашей, прошёл с ней к дивану, разулся и залез на диван с ногами. Сел на колени, ещё раз полюбовался красивым белым с жёлтыми разводами кругом и радостно, как будто приветствуя, сказал:

– Ка-ша!

Ванюша очень любит кашу и всегда так обращается к ней, прежде чем есть. А все вокруг смеются. А некоторые тоже начали на завтраке, получив свою порцию, громко выкрикивать: «Ка-ша!» Валентина сердится, говорит: «Как вам не стыдно! Немедленно прекратите!» – но всё равно кто-нибудь нет-нет, да и выкрикнет. Ванюшу это не смущает, но иногда пугает, когда кричат слишком громко, особенно над самым ухом.

Язык погрузился в вязкую тёплую массу. Ванюша зажмурил глаза от нахлынувшего счастья. Немного подержав язык в тарелке, он осторожно втянул в рот белый сладкий комок и принялся медленно разминать его между языком и нёбом, мыча от удовольствия. Наконец проглотив, снова высунул язык и запустил его в кашу. Потом ещё и ещё. Капли каши падали на штаны и на диван, но Ванюша этого не замечал – он полностью растворился в процессе этого умиротворяющего, дарящего тихую радость наслаждения.

– Ванюша! Ваню-ша! – раздалось откуда-то с лестницы.

Он оторвался от тарелки и открыл глаза, прислушиваясь к голосу. Потом улыбнулся, сказал сам себе:

– Вале-тина… – и продолжил есть.

– Вот ты где? Почему опять из столовой ушёл?

Эти вопросы: «Вот ты где?» и «Почему опять ушёл из столовой?» можно было и не задавать. Потому что всегда уходит из столовой и всегда оказывается именно здесь. И никогда на такие вопросы не отвечает. Он вообще на вопросы не отвечает. Или отвечает, но не так, как ожидаешь, как привык получать ответы. Например, спрашиваешь у человека: «В кино пойдёшь?», и он отвечает: «Да, пойду», либо: «Нет, не пойду». А этот может или повторить твой вопрос слово в слово, да ещё и с точно такой же интонацией: «В кино пойдёшь?» – и в обычном случае показалось бы, что собеседник над тобой издевается, но в его случае это значит, что он не понял вопроса и просто эхом повторяет его. Или ответить одним словом: «Кино!» – что может означать всякое: «Да, в кино, конечно в кино!», либо: «Я знаю, что такое кино», либо: «Пойду, но только в кино», либо наоборот: «Пойду, но только не в кино», либо вообще всё что угодно, например: «Отойди – видишь, я занят…» Сами слова для Ванюши очень мало значат, он больше общается чувствами, да и то далеко не с каждым.

За те несколько дней, что Ванюша провёл в лагере, Валентина как-то научилась различать его настоящие ответы, а началось это с того самого «Это!»

Вот теперь он молчит и спокойно продолжает есть, но это значит примерно следующее: «Ты отлично понимаешь, почему я ушёл из столовой и ем здесь. И спасибо тебе, что понимаешь. Я готов слушать тебя, пока ем».

– Ванюша, надо кушать в столовой…

– Не! Столовая! – «Ну зачем ты это говоришь, ты же понимаешь, что я категорически не могу там есть. Там слишком шумно, слишком много людей, почти все они надо мной смеются, я не могу там есть!»

– И опять без ложки… ты же взрослый парень… ешь ложкой!

– Не! Ложка! – «Мне очень неудобны все эти ваши ложки и вилки, я не умею ими есть, я не понимаю, как ими есть…»

– Ваня, на нас уже ругаются из-за тебя… тарелки нельзя из столовой уносить… и вот, опять диван запачкал…