Виктор Сбитнев - Время животных. Три повести

– Смыка, бери пару батькиных спиннингов, – по-хозяйски распоряжался Сандора, которого не только уже по утру отпустили, но и взяли всего четвертной – за услуги вытрезвителя. – Братан вчера двух лещей на донку зацепил и сопы – целый кукан! На Быки рванём, там на течении голавль стоит и крупная плотва. А Зазуля прошлой весной даже щуку на червя выдернул, небольшую, правда. Но ловля там – ничтяк! Не заскучаешь.

– У вас хоть на бензин-то есть? – спросил пацанов очумевший от домашнего затворничества и Фединого полубреда Санька. – Или у батьки зацепить, пока он не очухался?

– Обижаешь, начальник! – с нарочитой укоризной прошепелявил сломавший на выпускном челюсть Питкин. – Вон Ганза с целой канистрой на площадке дожидается. К тебе не занесли, чтобы папу Федю вонью не раздражать. А то ещё возбудится и опять про 37-ой начнёт! Надоело, блин! Всё у нас так: прошлое – ужасно, будущее – прекрасно, а настоящего в натуре – нет!

– А рыбалка? – не согласился Сандора. – А грибы, а брусника с клюквой? Это что вам, не настоящее? А ещё у нас есть шесть бомб «Лучистого» и полведра варёной картошки с солёными огурцами и хлебом! Пошли, пацаны! Чо о будущем париться? У Горбача на лысине метка – значит без него, минерального секретаря, обойдёмся. Забодал он уже своим трёпом! В это время под окнами тоскливо завыла собака. Питкин нетерпеливо засучил ногами, осторожно потрогал распухший подбородок, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Никак кто-то дуба врезал! Пошли быстрей, пока опять какая-нибудь задница ни наехала! И действительно, в последнее время пацанам несколько раз досадно не везло. Только они Ленку с Наташкой уговорили расслабиться у Ганзы на даче, так пока собирались, у девок месячные начались. Брагу у Сандоры на антресолях поставили, только собрались пробу снимать, у ёмкости пробку вышибло, и такой дух по всей квартире пошёл, что Сандорин батька предъявил свои претензии на пятьдесят процентов. Ну, разве с ним выпьешь по-людски, если он даже политурой не брезгует? Шутка ли, как рассказывал сам Сандора, месяц назад он вместе с двумя алкашами из соседнего дома, затарившись под завязку политурой, просидел в подвале больше трёх дней! Они взяли с собой механическую дрель со специальным наконечником, который вставляли в ёмкость с политурой и начинали его быстро, как сверло, вращать. Весь лак при этом налипал на наконечник. Его в несколько приёмов извлекали и соскабливали, а в ёмкости после этого оставался почти чистый спирт. Случались и иные казусы: когда квас из бочки тямили, Смыка вчистую испортил новые белые штаны, когда тянули горячие булки из пекарни, Ганза наступил в темноте на ржавый гвоздь, когда выносили из гастронома консервы в рукавах, банка сардин неожиданно выскользнула прямо на кассе – хорошо ещё, что знакомая контролёрша не сдала: пришлось её за это дело шампанским с шоколадкой ублажать. «Но всё это, – как любил снимать напряжение папа Федя, – мелочи по сравнению с мировой революцией!». «А не мелочи, – думал Санька, – это как теперь удастся организовать свою взрослую жизнь и отучиться от регулярных пьянок с обязательной опохмелкой. И батьку с мамкой надо как-то встряхнуть: дачу им что ли купить, если стану, как планирую, хорошо зарабатывать? Пусть там в земле копаются да соловьёв слушают: небось, не до пойла будет! Шахтара говорил, что как только его папа Гоша участок за городом завёл, так сразу и запои прекратились. Выпивает по выходным, но самую против прежнего малость!».

До лодочной станции рыбаки добежали за четверть часа и, запыхавшись, решили перед выездом для полного успокоения принять по аршину красного. Пока Ганза заливал в «Вихря» горючку, Смыка разливал вино, а Сандора освобождал от фольги сырок «Дружба». Потом Ганза с третьего рывка запустил движок, а Смыка со второй попытки провернул ключ в ржавом запоре и бросил в «Казанку» буксировочную цепь. Пока грелся мотор, пацаны успели наживить удочку и извлечь из мутноватой в затоне воды пару крупных уклеек, которых, играя на публику, Сандора круто посолил и отправил в рот ещё живыми. Всё это, несомненно, предвещало удачное ужение на Быках! Просевшая под рыбаками небольшая «Казанка» зарывалась в крутую речную волну и гулко стучала днищем – всё равно, как по стиральной доске. Питкин курил «Аэрофлот», Ганза – «Опал», а Смыка с Сандорой были к табаку равнодушны: Смыка предпочитал солёные тыквенные семечки, а Сандора постоянно грыз сушёные яблоки или сосал изюм. Кое-как разминувшись с огромной баржой, которую вёл по течению тупорылый толкач, «казанка» поравнялась с правым быком, каменной опорой так и не выстроенного ещё перед первой мировой моста. Ганза предложил прикрыться ей от летящего с озера ветра и неприятной боковой волны. И в самом деле, с заветренной стороны речная поверхность почти не волновалась, лишь быстрое течение морщило воду примерно на метр вдоль быка, закручивая по ходу несколько небольших воронок. Пока выбирали место и цепляли якорь, у самой лодки ударила крупная рыба, пуганув стаю мелочи куда-то в сторону прибрежного ивняка.

– Щука, должно? – предположил Питкин.

– А может, и судак, – несколько обогатил фантазию приятеля Сандора. – На быстрине судак любит промышлять. Щука всё больше из засады норовит, из камышей там или кустов. Я потом на блесну попробую, вон перекат впереди, там, говорят, и жерехов брали!

– Вот что, парни, давайте для начала хотя бы пару плотвичек выдернем, – пресёк растущие фантазии приятелей Санька, – а там уж, как получится. Спиннинг, донки. Лично я думаю, что на быстрине лучше ловить на поплавочную удочку с большим грузом. Пускать наживку по течению и, когда груз опустится, подсекать.

– Как на мормышку?! – сообразил Ганза.

– Примерно, – согласился Санька. – Только здесь блёклый червь не годится. Нужен белый опарыш. Я, кстати, пару десятков прихватил у папы Феди, на всякий случай. После этого пацаны забросили донки, а Санька опустил на быстрину сетку с подкормкой – прокисшим хлебом, который тут же принялась вымывать быстрая вода. И в аккурат по ходу этого смыва он стал забрасывать свою снасть. Первые пяток забросов были безрезультатными, но вот шестая или седьмая подсечка закончилась резким рывком и тугим сгибом пластиковой удочки. Бамбук бы треснул, успел подумать Санька и стал проворно отпускать леску, опасаясь обрыва. Так он делал не менее десятка раз: травил – забирал, отпускал – наматывал, пока метрах в десяти ни плеснул серебром плоский контур крупной рыбины. Приятели побросали свои донки и стали дружно советовать:

– Дай ей воздуха глотнуть! – орал возбуждённый Сандора.

– Не отпускай больше, пусть леска остаётся в натяге, – требовал Ганза, – а то соскочит.